— Красиво, — кивнула Лёля и спросила без всякого перехода: — Вот вы домовых боитесь. А ада вы не боитесь? Не боитесь, что черти после вашей кончины будут вас жарить на сковородке?
— Нет, Лёля Алдынхереловна, — ответил Оживлягин спокойно, — ада я не боюсь.
— Жаль, — ответила Медсестра Лёля, — я бы на вашем месте боялась.
— Но я не понимаю, за что.
— За что? Да хотя бы за то, что вы своей крокодильей деятельностью, растлили три невинные человеческие души. За ваших чернорабочих, которых вы ангелами зовете. За Малыну, Колыну и Волыну.
— Знаете, что я думаю? — Оживлягин вздохнул — который раз за время их тяжелого разговора. — Я думаю, что в природе идет постоянный обмен веществ. Вот и свой бизнес я рассматриваю как часть этого естественного процесса. А мои ангелы… Ну, они-то уж точно попадут в рай. В эту их небесную Тямпу. Они же дети. А дети, по Библии, за дела отцов не отвечают. Как солдаты, которые не отвечают за приказы военачальников. Сколько, вы говорили, вам нужно змеиных шкур?
Через полчаса Лёля уже входила в метро. Змеиные шкуры у нее теперь были. Дело оставалось за малым. Нужна была книга.
Глава 6. Всяческая суета
Натан Завельский был не совсем прав, когда пугал Ванечку теми страшными мерами, которыми грозит ИНЕБОЛ человеку, оттуда вырвавшемуся. Да, военное ведомство, да, секретные разработки, да, неограниченные возможности, но люди-то везде — люди. Со своими слабостями, причудами, привычками и так далее, и так далее. Вот и здесь не стал главврач выносить сор из избы, и даже рапорт директору подавать не стал, а понадеялся на собственные силы. Завотделения Семенова он, конечно, пустил под капельницу — отлеживаться от алкогольного отравления, — и поставил на пороге палаты стражу в лице врача-ординатора Дмитриенко, имевшего опыт армейской службы в конвойном взводе на севере Ленинградской области.
Собственные же силы, на которые понадеялся главный врач, были пущены на следующие действия. Первым делом он выяснил в институтской справочной, не было ли за время, прошедшее после волюнтаристской выходки Семена Семеновича и последовавшей за ней незаконной выписки пациента, каких-нибудь подозрительных телефонных звонков. Да, звонки были, доложили ему из справочной. Звонил какой-то мужчина, дважды, с промежутком минуты в три. Судя по разговору, выпивший, сперва спрашивал какую-то из сотрудниц, затем просил, чтобы его соединили с пациентом Чувырловым Альбертом Евгеньевичем. И на первую, и на вторую просьбу ему ответили строгим отказом, в соответствии с режимными правилами пункт 9 подпункт 4 и пункт 11 подпункт 7.
Далее через местную АТС был отслежен номер, откуда звонили, а по номеру получен и адрес. Староневский проспект, дом такой-то, квартира такая-то, второй двор между 1-й Советской и Староневским, угловая парадная, последний этаж, с лифтом. Мгновенно на квартиру Завельских, которые по данному адресу проживали, была послана якобы бригада ремонтников якобы на предмет изучения межсезонных протечек крыш. Якобы ремонтники, а на самом деле два институтских вохровца Моржов и Кикнадзе никого похожего на Вепсаревича в квартире не обнаружили, но телефон тем не менее поставлен был на прослушку — вдруг проклюнется исчезнувший Ванечка. И на подоконнике этажом ниже был посажен пенсионер- наблюдатель с мобильником и недельной подшивкой газеты «Не скучай», чтобы пенсионер не скучал.
Когда эти предварительные ходы были сделаны, главврач решил разобраться с сопалатником сбежавшего Вепсаревича Чувырловым Альбертом Евгеньевичем на предмет выяснения у последнего его родственных связей. Звонивший назвался братом, и этот якобы чувырловский брат точно знал о существовании на отделении телефона — не подозрительно ли? А также стоило выяснить про больную мать — имеется ли таковая у пациента, а если да, то больна ли она и какой болезнью конкретно. Последнее имело для главврача интерес научный, с поисками беглеца не связанный, ведь любая неопознанная наукой болезнь, обнаруженная даже случайным образом, сулила гранты и светлые перспективы в будущем.
Разговор с Чувырловым проходил слезливо и бурно. Да, мать у него была, но такая, прости боже, мамаша кого хочешь сделает из здорового инвалидом, сама же при этом делается лишь здоровее за счет выпитого чужого здоровья, в частности — здоровья его, единственного родного сына, доведенного такой вот мамашей до такого вот опасного состояния.
Короче, мать у пациента была здорова, а брата не было. Это окончательно убедило главного в правильности предпринятых действий по наблюдению за квартирой на Староневском. Звонил Вепсаревич, сомневаться в этом больше не приходилось. Но цель… цель… цель? Стоп. В первый раз он спрашивал про какую-то из сотрудниц. Ему ответили, что справки о сотрудниках не выдаются. Далее он пытается связаться с Чувырловым, представившись несуществующим братом. То есть коли не получилось в справочной, Вепсаревич пробует добиться информации от Чувырлова, своего соседа. Это значит, Чувырлов знает, о какой-такой сотруднице идет речь.
— Эта, как ее, черненькая такая… ну, халат был на ней зеленый… — Чувырлов морщился, вспоминая ночь, когда они с Вепсаревичем начинали с водки, а заканчивали огуречным лосьоном. Водка и лосьон вспоминались четко, но вот девушка из памяти выпадала начисто. — Верочка… или Валечка… нет, не помню. Телефон еще хотел записать…
«Ульянова! Ульянова Маша! Ну, конечно, — сообразил главврач. — Дежурила в ту ночь Ульянова Маша, заменяла алкоголичку Алимову. Наверняка, она и есть та таинственная сотрудница, которой интересовался сбежавший».
Ульянова — Вепсаревич. Вепсаревич — Ульянова. Выяснить в отделе кадров, где Ульянова проживает. И срочно высылать бригаду ремонтников на предмет изучения межсезонных протечек крыш.
На бывшей чердачной площади Калерии Карловны волновались не меньше, чем в ИНЕБОЛе. За знакомым по ч. 1, гл. 3 столом не было ни изумрудной тархуновки, мечты Кольки из 30-й квартиры, ни засахаренных мух-пестрокрылок, ни заветного хозяйкиного графина. Лица у сидящих были насуплены, включая мелкую физиономию арахнида Карла с тройной гирляндой погасших глаз.
— Меня надо было в больницу ложить, а не этого мудилу Доцента. — Колька из 30-й квартиры поскреб ногтями трехсуточную щетину, покрывающую колючими островками подбородок и часть лица, отчего на беззащитного Карла полетели сухие крошки и волоконца кисловатого табака. Уворачиваясь от неприятных предметов, арахнид отскочил в сторону, Колька же продолжал с вызовом: — А то начитанного им подавай, ученого! Вот и получили — начитанного. Лежит там на всем готовеньком, жрет от пуза, медсестер, извиняюсь… лапает и имеет полтинник в день. Плюс аванс. Плюс премия, когда из больницы выйдет. Конечно, это ему не на мусорном отвале работать. Там он вкалывал в говне по колено через сутки по пятнадцать часов. А здесь лежи себе, отдыхай. И чего же не отдыхать-то, когда в день тебе идет по полтиннику. Плюс аванс. Плюс премия, когда из больницы выйдет…
— Все, заткнись! Задолбал со своим полтинником, — зыркнула на него Калерия. — Сейчас надо не о полтинниках думать, а о том, как опередить эту девку, которая вместо Шамбордая Лапшицкого из Сибири приехала…
— Грохнуть, и все дела! — подал реплику арахнид Карл. — Нет человека, нет проблемы.
— Проблема есть, — сурово возразила Калерия. — Как выйти на Вепсаревича и Чувырлова, вот проблема. Вахтер Дроныч ушел в запой. Семенов на звонки не отвечает, молчит. Антимонову из районной администрации выперли со службы за взятки, так что больше в лечебницу никого запихнуть нельзя. — Тяжелым взглядом она обвела присутствующих. — Короче, связь с ИНЕБОЛом пока потеряна. Я подчеркиваю — пока. — Она гневно посмотрела на арахнида. — А тут ты еще со своим «грохнем»… Может, эта сибирская визитерша единственный для нас шанс добраться до Вепсаревича. Грохнуть всегда успеется. Сперва нужно ее прощупать, может быть, попугать слегка. И все это нужно сделать оперативно.
— Прощупать можно, — ухмыльнулся Колька из 30-й квартиры. — Насчет прощупать это мы
