— Бред это, бабьи сказки. Не интересуются они девственницами. Они на рыцарей бросаются, на оруженосцев, это да. И убивают, как правило. Но тела оставляют нетронутыми. Если ты заметил, до тебя добраться он даже не пытался. Впрочем, слышал я пару раз, что дракон задрал простолюдина, но опять- таки подразумевалось, что не сожрал. Видимо, простолюдин на вкус не сильно отличается от высокородного.

Свод леса сомкнулся над всадниками, кони осторожно ступали по жёлтой с алым лесной подстилке. Фразы падали спокойно и неспешно, с долгими перерывами, словно и не было только что смертельной схватки с чудовищем. Барон помнил мерзкую одышку, настигшую его после боя, и берёг дыхание. Слуга же растягивал приятное и слегка ехидное удовлетворение: уже на второй день он запросто беседует с бароном. О да, это тебе не маркиз Оуэн. Правильно он поступил, что не покинул барона в бою. Да это, насколько он помнил, и не приходило ему в голову. Впрочем, высокородный всегда остаётся высокородным, подумал слуга и предусмотрительно добавил в тембр своего голоса чуть больше подобострастия.

— Что же они тогда едят?

— А кто их знает. Я не слышал, чтобы кто-нибудь застиг дракона за трапезой.

— А жаль. Самое время рубануть его, пока он отвлёкся.

Рыцарь рассмеялся, закашлялся.

— По меньшей мере, четверть рыцарей убили по дракону, а то и по два. Только никто, кроме них, убитых драконов не видел. Я подозреваю, что их вообще нельзя убить.

— А я слыхал как-то, что убитый дракон тут же исчезает. Ещё кто-то говорил — превращается в мёртвого человека или волка. Может, потому их и не видели мёртвыми?

— Может быть. — Барон остервенело поскрёб скулу: на фоне здешних комаров дракон выигрывал хотя бы тем, что был всё же исключительной редкостью. — Кто знает, чего можно ожидать от дракона. Хотя, скорее всего, эти рыцари просто врут. Тех, кто действительно пережил бой с драконом, не так уж много, ты можешь гордиться. Такие обычно не хвастаются этим. Например, сэр Бэкон. В том бою, кстати, погиб его оруженосец, юный маркиз Хаски. Что странно, на его теле была одна-единственная рана, нанесённая скорее клинком, чем когтем или зубом. Зато на теле сэра Бэкона следов когтей было предостаточно, поэтому его никто не заподозрил в убийстве. Он ничего не рассказывал: поначалу просто не мог, а потом, наверное, не хотел.

Слуга знал сэра Бэкона, причём знал очень давно. В те годы, когда барон носил на руках свою очаровательную жену, сэр Бэкон был высоченным румяным верзилой, яростным и неутомимым в схватке, обладавшим острым умом и поистине громовым раскатистым смехом. Он ездил только на конях баронской конюшни (другие просто не могли носить его), любил солёные шутки и солёный ветер родного побережья, никогда не упускал случая хорошенько набить мясом и вином брюхо и притиснуть в уголке зазевавшуюся служанку. Сэр Бэкон и теперь был завсегдатаем пиров у маркиза Оуэна. Теперь, однако, он представлял собой мрачную бессловесную тушу, наличие жизни в которой угадывалось лишь тогда, когда в ней открывалась пасть, чтобы принять в себя очередную порцию вина.

— Да уж, он-то не хвастается. Я не знал, что он когда-то схватился с драконом. Давно это было, наверное?

— Давно. Он с тех пор сильно изменился. А драконы, по-видимому, не изменились совсем. — Барон злорадно ухмыльнулся. — Ну, раз уж завелась поблизости такая тварь, скоро маркиз Баррет многих вассалов недосчитается.

— Почему, интересно, никому не приходит в голову разом навалиться на них? Я понимаю, дракону ничего не стоит удрать по воздуху, но найти их гнездо, передавить детёнышей, пока они ещё не могут летать, — почему нет? Десять, ну пусть двадцать лет — и Британия избавится от чудовищ навсегда. Пусть даже полвека, дело стоит того. Если их действительно нельзя убить мечом — бросить поодиночке в жернова, истолочь в ступах. Такого никто и ничто не может пережить. Хотя…

— Вот именно, «хотя». Ты никогда не слышал о драконьих детёнышах, о маленьких драконах, так? Вот и я тоже не слышал.

— Не рождаются, не умирают… — слуга скептически пожал плечами. — Что же, вечные они, что ли?

— Может, плодятся где-нибудь не в Британии. Геродот пишет, что у эфиопов и аримаспов они охраняют золотые залежи. Может, там и живут, а к нам залетают по случаю. А может, действительно вечные, кто знает.

— Я слыхал, они лететь долго не могут, слишком тяжелы. Тогда, выходит, они живут и плодятся здесь.

— Не исключено, что они вообще однополые: никто из видевших не мог отличить в них самку или самца. И у Геродота об этом нет ничего.

— Сюда бы этого Геродота, пусть бы разобрался и растолковал…

За неспешной беседой взошла луна, пошли на убыль комары. Невдалеке засветилась бледным ночным светом поляна. Слуга задумался и пропустил момент, когда конь барона, ехавшего впереди, вдруг встал. Он очнулся только тогда, когда рука барона мягко упёрлась ему в грудь. Слуга ухватился за рукоятку меча (не хватало снова танцевать перед драконом безоружным!), но та же рука, соскользнув, охватила его кисть и беззвучно вдвинула меч обратно. В ночной тишине слышался глухой топот чужой лошади. Всадники переглянулись во тьме: оба прочли в звуке копыт, что лошадь несёт всадника, что идёт на пределе сил, да ещё и хромает. Впереди еле заметно зашевелились тени, барон и слуга пришпорили коней и на рысях вылетели на поляну.

Представший перед ними рыцарь, насколько можно было разглядеть в свете луны, был сравнительно молод, тощ и восседал на поджарой рыжей кобылице, уставшей настолько, что голова её висела чуть ли не между передних ног. Он дёрнулся, выпрямился в седле и изрёк петушиным голосом:

— Благородный сэр!..

Далее последовала традиционная высокопарная тирада, смысл которой, однако, без потерь можно было бы передать завыванием двух бродячих котов, пересекшихся ночью на спорном клочке городской свалки. Барон дослушал её примерно до середины, а затем прервал простым и подозрительно спокойным вопросом.

— Где твой меч, воин?

Секунду рыцарь непонимающе смотрел на него, затем его явственно затрясло, глаза вспыхнули лихорадочным блеском. Он заговорил быстро и невнятно.

— Мы встретили дракона. Я и мой оруженосец. На поляне, прямо среди бела дня. Мы на него выскочили… Он сидел спиной к нам. И смотрел своим глазом на затылке. Прямо среди бела дня. Тогда я…

— Тогда ты бросил оруженосца и, удирая, потерял меч — я сомневаюсь, что ты вообще вспомнил о нём.

Рыцарь опустил голову. Возражать не имело смысла: изодранная одежда и кровавые царапины на шкуре коня ясно говорили, что для отступления он выбрал отнюдь не дорогу, и даже не тропу.

— Где это случилось? — резко спросил барон.

— На северной окраине леса, на поляне возле гнилого сруба.

Северная окраина была далеко, но всё же не в полудне пути. Видимо, этот тощий ещё и порядком поблуждал в лесу, не помня себя от страха.

— Куда ты направляешься? — в голосе барона стремительно нарастала брезгливость.

— С посланием в замок Гентрок. Я…

— Кто это — я? Назови себя, воин.

— Граф Нексли…

Он запнулся. На языке барона уже вертелось презрительное «ты чьих будешь-то?», но граф успел робко добавить:

— Вассал маркиза Баррета.

— Очень хорошо. Мы погостим у твоего сюзерена некоторое время, мы как раз к нему направляемся. Замок Гентрок уже недалеко. Следуя этой тропой, ты через два часа будешь там.

Барон отвёл взгляд, давая понять, что разговор окончен, тронул поводья. Повинуясь внезапному порыву, слуга снял перевязь с мечом и, протягивая рыцарю, сказал покровительственно и строго:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату