Редигер Анну Густавовну вели ребята из ОСО.
Это был отдел, предназначенный для розыска и задержания преступников, для борьбы с карманниками, для пресечения продажи наркотиков и иных уголовных преступлений в общественных местах. Если кто-нибудь думает, что схватить за руку карманника просто, то он ошибается. Карманники — виртуозы преступного мира, одна из самых уважаемых каст. Работников опергруппы они через некоторое время уже знают в лицо и даже вежливо раскланиваются при встрече. Попробуй в таких условиях взять карманника с поличным! Но оперативники ОСО с работой справлялись. И это говорит об их способности маскироваться и не выдавать своего присутствия.
Поэтому им смело доверили водить тетку, которая к тому же отягощена ребенком.
Анна Густавовна была спокойным объектом. По знакомым она не ходила, знакомые ходили к ней. Их было столько, что два оперуполномоченных, которым поручили эту работу, устали нервничать и напрягаться при появлении очередного незнакомого лица.
Один из оперативников — Олег Харьковский — работал в опергруппе пятый год и обладал определенным опытом, но второй, Павел Гурьянов, приданный ему в помощь, в сыске был абсолютным несмышленышем. Работа им досталась непыльная, но скучная.
Супруги Редигер жили в отдельном коттедже на застраиваемом пустыре, коттедж этот был одной из немногих законченных построек. Это, конечно, представляло определенные трудности — незваный гость мог незаметно пройти через один из застраивающихся участков, но Харьковский место выбрал очень удачно — с него просматривались все подходы к дому.
— Слышь, Олег, а чего мы эту бабу пасем? У нее муж в розыске?
Харьковский сам обстановку знал плохо. Задачу ему поставили, но подробностями не делились. Но признаваться «молодому» в том, что его самого держат в неведении, не хотелось.
— Тебе-то что? — немного раздраженно сказал он. — Сиди да посматривай.
— Скучно так сидеть, — признался Павел. — Я люблю сидеть с интересом. А когда нас сменят?
Этого Харьковский тоже не знал.
— Когда надо, тогда и сменят, — уже совсем раздраженно буркнул он. — Присягу давал? Обещал мужественно преодолевать все тяготы службы? Так вот, это они и есть.
— Тяготы тяготами, — сказал Гурьянов, — но пожрать бы не мешало. Если бы заранее предупредили, я бы бутерброды из дома взял. Жена вчера такую колбаску купила — пальчики оближешь!
— Вот и облизывай, — вздохнул Харьковский.
Упоминание о еде, когда ты голоден, заставляет о ней думать с удвоенным желанием. Вспоминался шашлык, который жарили на прошлой неделе, прекрасные отбивные, которые постоянно подавали в кафетерии неподалеку от управления, да что там говорить, простых пирожков с картошкой Харьковский сейчас бы умял не меньше десятка, от холодного беляша не отказался бы!
— Может, я сбегаю до дороги? — осторожно поинтересовался не менее голодный Гурьянов. — На повороте на Третью Продольную кафе одного азера знакомого. Хороший мужик! Зайду к нему, выделит по шашлычку служивым людям. Он ментов уважает…
— Иди ты со своим азером, — грустно сказал Харьковский. — Не дай бог, что случится, головы оторвут. Знаешь, кто старших групп инструктировал? Москвич нас инструктировал. А о чем это говорит? О том, что дело серьезное, раз на контроле в министерстве. А ты заладил — пирожки, пирожки…
— Какие пирожки? — удивился младший товарищ. — Я о шашлычке говорил!
Харьковский помолчал.
В желудке посасывало — организм требовал еды.
Да и до дороги было не так далеко — вон она тянется за сосновым леском, рукой до нее подать. А шашлык дело святое, особенно хороший.
— Ладно, — решился он. — Только шустро — одна нога здесь, другая — там. Ты понял? И рацию не выключай, будь на связи. Вдруг понадобишься.
Гурьянов кивнул.
Повеселев на глазах, он запылил по дорожке в сторону кафе своего мусульманского дружка. Не служебное рвение, пустой желудок подгонял. Оставшись один, Харьковский посидел немного на скамеечке, потом прошелся вдоль забора…
Человек не только пьет и ест. Ну, вы меня поняли?
Воровато оглядевшись по сторонам, Харьковский шмыгнул в один из недостроенных домов, торопливо потянул «зиппер» на джинсах и замер, совершенно забыв, для каких целей он проник на стройку.
Прямо перед ним лицом вниз и головой по направлению к дому Редигер лежал мужчина, и рядом с ним зеленела длинная труба огнемета «Шмель». В том, что огнемет снаряжен, а мужчина мертв, даже сомневаться не приходилось.
Глядя на покойника, Харьковский сунул руку в карман и проверил рацию.
Рация работала.
— Тридцать третий, — зашипел он в микрофон, — тридцать третий, ответь тридцать второму!
— Тридцать второй, — забился в ухе бодрый тоненький голосок. — Я — тридцать третий. Докладываю, я на месте. Интересующий нас объект тоже. Веду переговоры.
— Тридцать третий, заканчивайте все и немедленно оттягивайтесь в район патрулирования, — приказал Харьковский.
— Олег, да что? — возмущенно завопил Гурьянов, разом забыв о конспирации. Шашлыки почти уже дожарились!
— Бегом! — приказал Харьковский. — Тут, блин, такое — увидишь, и аппетит пропадет!
Нечаев присел на корточки и оглядел снаряженный огнемет.
— С зарядом, — предупредил эксперт, ведущий видеосъемку места происшествия.
Что и говорить, машинка была серьезная. Нечаеву однажды приходилось видеть результаты попадания из огнемета в подвал особнячка царицынского цыганского барона. Подвал раздуло, и стены его с потолком стали похожи на накаченный футбольный мяч, если разглядывать его изнутри. А все находившееся в подвале — вещи, люди превратились в прах, который рассыпался при одном лишь прикосновении к нему. Надо думать, что если бы обладатель «Шмеля» выстрелил, семейству Редигер мало не показалось бы.
Но выстрелить владелец «Шмеля» не успел…
— Николай Александрович, что с ним? — поинтересовался Нечаев, заметив, что судмедэксперт закончил осмотр мертвеца.
— Иди сюда, Сергей Иванович, — позвал судмедэксперт.
Нечаев присел над трупом.
— Смотри, — сказал Николай Александрович, задирая рукав рубашки. На белой коже мертвеца синело стилизованное изображение кленового листа с утолщенным черенком.
— Странная татуировка.
— И я про то же, — судмедэксперт отпустил руку мертвеца.
— Обычно наша клиентура баб накалывает, голову быка, кинжалы разные, а тут невинный кленовый листок… Не встречал таких раньше. Но ведь что-то это значит, а?
Судмедэксперт поднялся с корточек, стянул с рук перчатки, бросил их рядом с покойником и встал рядом с Нечаевым. Неторопливо достал сигареты.
— А насчет причин смерти… Ну что сказать? Внешних повреждений нет, — сказал он, пахнув голубоватым дымком. — Никто его не резал, не душил, из пистолета по нему не палил. По некоторым признакам можно судить, что причина смерти не имеет криминального характера — сердце, или, скажем, тромб оторвался… Точнее скажу после вскрытия.
— Повезло людям, — сказал Калгин, подходя к стоящим. — Разнесло бы там все к чертовой матери!
