Автобус проехал мимо метро «Лесная». Ей вспомнился старый «пежо» М. К., безумные ночные поездки. Как они колесили по этим кварталам! Короче, погрузившиеся в пучину времени, как Атлантида, семидесятые годы.
«Алеша» тоже замолчал, задумался о своем.
3. Еще ей вспомнилось, как в 91 году, через пару недель после путча, раз в жизни ей довелось побывать в Париже. Это была единственная их совместная туристская поездка с М. К.
Они подали документы в консульство в середине августа. Когда-то, в конце семидесятых, когда М. К. еще уговаривал ее выйти за него замуж, одним из основных аргументов было – попытаться вместе уехать (или бежать) на Запад. В горбачевскую эпоху начала стремительно раскручиваться его карьера модного гипнотизера, и на Запад он больше не рвался – по крайней мере, до начала 91 года.
До него (через
Когда в семьдесят шестом после кратковременного отсутствия нашелся Гоша, он оказался на двадцать лет старше ее и ее мужа. Поначалу необыкновенность ситуации, казалось, с ней примиряла. Но вскоре стало ясно, что от их сына в этом скрытном старике осталось очень мало – в лучшем случае он годился на роль дальнего родственника.
У Гоши, правда, успел родиться сын – он женился на женщине, которая была моложе его матери. Ему очень хотелось продолжить свой род. Но время неумолимо – ребенок родился, но Гоша начал дряхлеть, еще больше замыкаться в себе. Она пыталась сблизиться с внуком – но в 91 году мальчику исполнилось 15 лет. У него начинался
У ее мужа, В. Ф., по-видимому, наступил
Короче говоря, она согласилась поехать с М. К. в Париж.
Французы дали им визу, как только закончился путч. Несколько дней невыносимой тревоги остались позади – и теперь М. К. уже не очень хотел ехать, но все же поехал. Чего он теперь не хотел точно – так это навсегда оставаться за границей.
От этой поездки ее память сохранила не так уж много. Ощущение необычно теплого сентября в огромном, шумном, как ей показалось, очень праздничном городе.
Говорят, из всех столиц, именно у Парижа самый большой городской центр.
Столики бесчисленных кафе под сенью только-только начинающих желтеть платанов, выбегающие к самой кромке тротуаров.
Букинисты у своих зеленых лотков, на ночь запирающихся на ключ, над уютно-неширокой Сеной.
Ощущение бесконечных возможностей, которые не для тебя, возможностей, о которых ты даже не догадываешься, но, странно, не очень завидуешь и не очень об упущенном жалеешь.
Фраза какого-то из этих французов, из этих французских писателей: «Grand Peut-Etre» – «великое может быть». Кто это написал – Флобер, Анатоль Франс? И какой смысл он в это вкладывал?
Город, в котором океан возможностей подступает к самым стенам. Хотелось бы, конечно, подольше пожить на таком берегу.
4. – Интересно, что теперь со всем этим будет? – они пересекали Пискаревский. «Алеша» вновь смотрел на нее.
– С чем с этим?
– Покойник должен был много всего по себе оставить. Недвижимость, капитал. А наследников у него никаких…
– Я об этом мало что знаю. Со мной он ни о чем подобном не разговаривал.
Перед крематорием «Алеша» достал из портфеля фляжку коньяка, предложил Татьяне. Когда она отказалась, в два глотка выпил все сам.
Прошли в траурный зал.
Татьяна далеко не первый раз бывала в крематории. Хотя в их семье покойников чаще закапывали по старинке в землю, провожать в последний путь приходится не только родственников. Но и в крематории, перед тем, как тело отправится в печь, обычно гроб стоит открытым.
Открытым – для последнего прощания. Ты видишь застывшие черты знакомого лица, можешь подойти, прикоснуться.
Здесь все было не так. Закрытый дорогой гроб на подиуме – символ последнего пути в неизвестность. Собственно говоря, ты даже не знаешь, что лежит внутри. Символ неизвестности в квадрате. Отправь то, не знаю что, туда, неизвестно куда…
Стоя в траурном зале, она впервые внимательно оглядела присутствующих. Малый зал, народу не так уж много.
Примерно половина – ничем особо не запоминающиеся товарищи в темных костюмах с галстуками – очевидно, коллеги М. К. по работе в спецслужбах.
Самый заметный здесь – седой краснолицый «Алеша Попович». Длительное пребывание на пенсии плюс пристрастие к выпивке заметно расшатали в нем железную дисциплину.
Несколько человек из института, где М. К. долгое время возглавлял лабораторию. Возможно, кто-то из них участвовал во вскрытии его тела?
Большая часть остальных – сотрудники нескольких фирм, созданных М. К., когда его деловая карьера стремительно пошла вверх в девяностые годы.
Разумеется, пересечение этих трех категорий – не совсем пусто.
Отдельно стоящий интеллигент – И. А. Суетливый распорядитель – от крематория.
У всех в руках цветы, у некоторых даже венки. У нее – купленный возле метро букет хризантем, у И. А. – похоже, просто садовые ромашки, срезанные на даче. «Алеша Попович», по-видимому, достал свой букет из портфеля. Поскольку гроб закрытый, не очень ясно, куда все это класть, – но тут помог распорядитель, сотрудник крематория, предложив цветы и венки сложить на крышку сверху.
Ее удивило количество женщин с заплаканными глазами – три или четыре. Татьяна знала двух из них – постаревшую секретаршу лаборатории, где работал М. К., и молодую бухгалтершу из его экспортно- импортной фирмы. Ну нет, она сама об М. К. плакать не будет.
Все-таки хотелось бы знать, действительно ли М. К. убили случайные бандиты? Кто знает, может быть, в зале находится истинный заказчик преступления или даже кто-нибудь из исполнителей? Кому смерть М. К. была выгодна? Его квартиры, за отсутствием наследников, отойдут государству, но есть же еще недвижимость, принадлежащая фирмам, капиталы, оборотные средства, – вскоре пойдет дележ того, что можно поделить, и о многом, наверное, можно будет догадаться. Только мне это не интересно. С печалью, холодно, отчужденно Татьяна оглядывала лица собравшихся.
Еще одна мелочь привлекла на минуту ее внимание – до этого она ее не заметила, вероятно, из-за цветов. Двое из четырех капитанов (как она продолжала про себя называть молодцев, ранее несших гроб) держали перед собой малиновые подушечки. На одной краснел одиноко какой-то орден, на другой – желтели две медали. М. К. никогда не говорил ей о своих наградах.
С возрастом, увы, начинаешь соображать куда медленнее – с большим запозданием задаешь себе самые очевидные вопросы. Поминки – наверняка ведь они входят в программу. Кто, где, как будет их проводить? Скорей всего, позовут и ее – соглашаться или отказываться? Поминать М. К. в компании его сослуживцев – по КГБ, по секретной лаборатории и по бизнесу – ей совсем не хотелось. А если отказываться – то под каким предлогом? Почему она не подумала об этом раньше? От этих мыслей Татьяна расстроилась еще больше.
5. С помощью дистанционного пульта распорядитель включил ненадолго запись – орган, Бах, небесная трагическая ясность. Затем, заглянув в бумажку, выключил музыку. «С прощальным словом от имени коллег и товарищей покойного выступит Попов Алексей Сергеевич». Краснолицый седовласый «Алеша Попович» тяжело шагнул вперед, откашлялся, обвел взглядом собравшихся в зале.
– Миша! Столько вместе пройдено дорог… Что же с тобой случилось? Ты пал в неравной борьбе с человеческим отребьем, которому не место в нашей жизни. Клянусь, Миша, твои убийцы будут наказаны!
