успокоилось, а случилось… тогда поехала не домой, а к Лёве… не знаю почему… думала, наверно, он твой друг, пусть сначала ему, потом легче будет сказать тебе… а может, скажет он… глупо, да… не соображала… он был дома, я не звонила… удивился… я даже не помню, что сказала… сказала ли вообще… а может, когда он увидел меня одну, без тебя… мы всегда были вдвоем… или ты один… а тут… я не знаю, как… по-моему… не помню… мы вообще не разговаривали… а потом… нет, даже потом… я боялась сказать, он тоже… раз уж так получилось… долго бродила по улицам, думала, что одна… а оказалось, мы вдвоем с ним бродили, даже не видели друг друга… как-то так… проводил до дома… и я, ты помнишь, нет, не помнишь, конечно… я сказала, что болит голова, а ты весь вечер что-то писал…

Ира всхлипнула и тихо заплакала, будто ребенок, сломавший любимую мамину вазу.

– А потом? – спросил я, подождав, пока она успокоится. – Вы больше не…

– Да, – сказала Ира, переместив меня в другой мир, где я ни за что не хотел бы оказаться и где никогда не был в прошлой жизни. Не могло такого быть. Я знал Иру. Свою. Ту. Не эту. Но ведь это – она. Моя. Та самая. Только память еще…

– Несколько раз, – сказала она. – Как наваждение. Я не хотела, но почему-то приходила… он даже не звал меня… сама… не знаю, что это… с тобой ходила редко, ты помнишь… извини, не помнишь, конечно… ты чаще ходил к нему один… я днем, когда у него не было лекций… ты вечером…

Вот почему Лёва смотрел на меня таким отчаянным взглядом.

– Я не хочу здесь быть! – Ира прошептала эти слова, но они прозвучали так громко, будто она их выкрикнула во весь голос.

Мне показалось, что от ее крика звезды вздрогнули, и какая-то из них упала, сверкнув над крышами. – Я не хочу себя такую! Возьми меня отсюда!

У меня зуб на зуб не попадал, я начал дрожать, будто на улице стоял адский холод. Мне не хотелось жить – не здесь, а вообще. Я не хотел, чтобы существовал мир, где моя Ира…

В сознании промелькнула и спряталась мысль, что сейчас, возможно, решается не только моя судьба. К реальности эта мысль не могла иметь никакого отношения. В реальности была только Ира, стоявшая передо мной со стиснутыми ладонями. В реальности были только ее взгляд и ее память, принадлежавшая не ей, но и ей тоже. В реальности был мой друг, меня предавший, моя работа, которая не имела – я это знал – никакого смысла. В реальности были звезды над головой, смотревшие на меня с насмешкой. Я видел, как они издевательски усмехались, и слышал слова, звучавшие, конечно, в моем мозгу и нигде больше, но от этого не становившиеся менее значимыми:

«Бабочка взмахнет крылышком, и Вселенная, вздрогнув, закончит, наконец, цикл эволюции».

«Я не хочу здесь быть!»

Значит – нигде. Потому что во множестве эмуляций есть такие, где случилось худшее, чего я представить не мог. И такие, где худшее еще не случилось, и нам с Ирой пришлось бы пережить беды не в навязанной памяти, а в реальности. И еще есть эмуляции, где все с нами хорошо, но количество несчастий в мире зашкаливает за верхние пределы человеческих возможностей.

И великое множество эмуляций, где все замечательно и с нами, и с миром, золотой век, но как их найти среди бесчисленного количества миров, если по законам вероятности оказаться в худшем мире куда легче, чем в лучшем?

«Я не хочу здесь быть!»

Ира прижалась ко мне всем телом, ее тоже бил озноб, в этом мире было холодно, как не бывает в лютую антарктическую зиму.

Я должен был взмахнуть крыльями и вызвать ураган. Ураган пронесется по всем эмуляциям, и они обрушатся, как обрушивается непрочное строение. Вселенский квантовый компьютер завершит, наконец, свое вычисление, и Вселенная схлопнется, мир провалится в точку, в сингулярность, и все начнется сначала, и когда-нибудь через миллиарды лет кто-то, похожий на меня, и кто-то, похожий на Иру, родится на планете, похожей на Землю, в стране, похожей на Советский Союз… Это будем не мы, потому что ничто не повторяется, хотя должно повториться в программах конечных автоматов.

Взмахнуть крыльями… Что-то я должен был сделать. Сейчас, пока во льду не застыли мысли.

Разве от мыслей зависит выбор? Любое решение принимается там, где нет сознания, а только инстинкты и квантовые законы, позволяющие миру существовать в почти бесконечном числе разных вариантов.

Бабочка взмахивает крылышками, и наступает утро, встает солнце…

…мы смотрим друг на друга, и нет больше ничего…

…мимо проезжает машина… «даяцу»… разве их уже выпускают? Где-то я видел этот автомобиль… не вспомнить…

Машина медленно сворачивает к хлебозаводу…

Дежа вю.

Я перепугался – как никогда в жизни. Это был ужас перед небытием, потому что, если исчезнут эмуляции, исчезнет все. Вселенная перестанет быть. Сожмется в кокон. В точку. В сингулярность.

И произойдет новый Большой взрыв.

Сейчас.

Я прижал к себе Иру, я целовал ее заплаканные глаза, я целовал ее ледяные губы, я гладил ее растрепавшиеся волосы, я принял в себя все ее памяти, смешал со своими, и в том, что получилось, попытался разглядеть мир, где нам было хорошо. Лучший из миров.

«Я люблю тебя».

Это сказал я? Ира? Мы вместе?

Слова не прозвучали, они были всегда.

* * *

– Что? – переспросил я, не расслышав последних слов Яшара. Что-то промелькнуло в памяти, будто бабочка взмахнула крылом…

– Я говорю: надо пересчитать спектры «Ариэля» для стандартного диапазона, иначе нельзя сравнивать интенсивности.

– Конечно, – я пожал плечами. – Только и без пересчета видно, что точки лягут ниже кривой. Нет там скрытой массы.

– Может, и нет, – задумчиво произнес Яшар. – В этом конкретном скоплении. Но в восьми других есть, и небольшая корреляция реально существует.

– Существует, – согласился я. – Чем больше число галактик в скоплении, тем больше расхождение в величине масс.

– И если продолжить кривую… – Яшар не стал заканчивать предложение.

– Тогда в масштабе Вселенной величина невидимой массы достигнет примерно двадцати процентов.

– Маломассивные звезды, скорее всего, – заключил Яшар. – Или нейтронные, но менее вероятно. Пожалуй, это можно опубликовать в «Астрономическом циркуляре». На большую статью не тянет – слишком мало точек и вывод плохо аргументирован.

– Сейчас напишу страничку, – согласился я.

Не успел. За машинку сел Абдул перепечатывать квартальный отчет. Писать от руки не хотелось, все равно потом печатать и править. Я сел за свой стол, положил перед собой графики и не то чтобы задумался… Странное возникло ощущение – будто я здесь и не здесь. Закрыл глаза, и показалось… Пожалуй, я слишком мнителен – просто круги на оранжевом фоне, но в кругах почему-то…

Женщина? Лицо… Руки… Незнакомая. Видел, наверно, в каком-нибудь журнале. В «Огоньке», может быть? Пришло на память имя: Лиля. Я не знал женщины с таким именем.

Стук клавиш стих, Абдул вынул из каретки отпечатанный лист и кивнул мне: иди, мол, машинка свободна.

На столе шефа зазвонил телефон.

– Тебя, – сказал Яшар, подняв трубку. – Жена.

– Миша, – Ира говорила тихо, и я плотнее прижал трубку к уху, – у нас собрание переводчиков, я задержусь. Ты заскочишь за хлебом по дороге домой?

– Конечно, – сказал я. – Круглый брать или кирпич?

– Какой захочешь. Лишь бы свежий.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату