пресса работающего на водяном приводе.
— С помощью вот этой механики, можно делать двунадесять стволов пищальных, одним ковалем за день. — Я слукавил немного. Подсунул не тот рисунок. — И все они будут одинаковые. И огрехов не будет и крепче будут, так как их греть не надо, уголья меньше в трату пойдет, уклад не угорит.
Русая да седая головы склонились над столом, едва не стукнувшись, а потом четыре глаза вопросительно посмотрели на меня.
— От речки Неглинки под забором текущей, можно взять силу водяную, поставить колесо… Достал из кармана карандаш из папки новый лист бумаги. И вот уже три головы склонились над столом. Я сначала попробовал поумничать, но тут меня вежливо ткнули носом в пару ляпов и все следующие три часа рисовал под диктовку, схему редуктора, вала, промежуточных подшипников, способ смазки. Анисим, грамотный мужик, из брошенных им вскользь нескольких слов, стало понятно, что он знает про такое и даже предлагал сделать здесь что-то подобное, но Головы посчитали, что эта забава и тратить деньги отказались.
— Приказной голова молвил, — 'что баловство, ставить токарям машину водяную', а большего мы тогда не измыслили. Молот поставить, он надобен, и то добро чтоб мочно видити и сметити какие недостатки явятся. На Тулу Амелька, по прозвищу Тренька и Карпунка Никонов ушли, тама как сказывали, на ручье крепь ставиши, а токмо весной ледом побило и колесо все изломаша. Мастеров тех на правеж забрали, а иным работным людям ничего не даваши, повелеши все разламывати.
— И что потом с теми мастерами стало? — мне был любопытен подход к решению некоторых задач.
— А ни чаво, по пять кнутов, всыпали, они в казну вернули деньги потраченные, а самих в Устюжану сослали. Да токмо они там почитай через двор родня, всей округе. Тьфу, ироды, — Василий перекрестился, — прости господи.
— Ты чего такой сердитый? — задал вопрос кузнецу. Просто так для поддержания беседы, а сам в то время чуть не высунув язык от усердия обводил карандашные линии делая их более четкими. Но разве от свинцового карандаша будет толк? Вот я не подумавши, привстав с лавки, полез в полку за чернильницей и перьевой ручкой.
' Да перьевая, да ручка, и стоила он мне, не она сама, а перо к ней, в десять копеек. Того ювелира, златокузнеца, хрена лысоголового… чтоб корова на его крыше себе гнездо свила… Как ни будь потом расскажу как я ювилиркой затаривался.
Самая гадостное это было подобрать материал который будет впитывать чернила и постепенно их отдавать, в этом случае клякс мало. И должен быть устойчив к серной кислоте, оказывается она входит в состав средневековых чернил. Нашел, сердцевина камыша, губчатая структура, высыхает и намокает, без изменения свойств. Ни стоит, ни копейки и её много…'
Снял берестяной колпачок, обмакнул в чернила, и перо заскользило по бумаге, оставляя после себя тонкую линию. Я проверял, с одной заправки, около метра выходит.
До меня сразу и не дошло что наступила какая то подозрительная тишина. Подняв голову, увидел, что они смотрят на мою самописку с каким-то детским восторгом. Во всяком случае, один точно заинтересовался.
Анисим спросил, — Дай мне, — и протянул руку. Забрал, покрутил, рассматривая, пристально оглядел перо и попробовал писать. У него получилось начертать почти два десятка слов, когда он прекратил попытку. А чернила ещё не кончились. Тогда он просто провел черту от края до края листа и сантиметра за три до конца листа, она перестала писать.
С видимым сожалением вернул обратно. После заправки я продолжил обрисовку дальше. Это не мешало нам разговаривать, они спрашивали, отвечал и наоборот. Анисим взял в руки лист с изображением колеса, задумался, потом достал свой карандаш и на полях стал делать свои пометки.
— Василий, — Я решил напомнить свой вопрос, загрустившему было кузнецу, — А чего ты такой сердитый на этих…. Ну как их… Эти сосланные которые.
За него ответил Анисим, не поднимая головы от заметок, — Сродственники евойные, брат молодший и старшей дочери муж.
— Василь, а ты из Устюжны родом, что ли? — Я по-новому посмотрел на коваля.
— Отец наш, сюда был выписан, а мы с ним пришли, царю служить — И в ответ подарил взгляд из разряда ' понаехали здесь, нам москвичам работу отбиваете'
'Ты смотри, откуда любовь к лимите тянется'
— Я собственно расспросить хотел про твой край отчий, люди бают, там кузнецов знатных много…
И лучше них никто по железу и укладу не работал. — Краем глаза заметил, как улыбнулся Анисим. А вот Василий купился на такую грубую лесть. Его заросшая волосами физиономия расплылась в довольной улыбке, он гордо выпрямился, рукой пригладил усы и бороду. Взгляд стал насмешливо высокомерным, прокашлявшись, открыл рот…
— Васька, сдуйся а то дымом вонючим изыдешь- Спокойно так, произнес мастер. — Пора нам и честь знать. Да и трапезничать пора.
Свернул листки с рисунками, верней чертежами, в рулон, встал из-за стола, коротко поклонился, — Бывай здрав, Федор. Опосля вечерней службы… Ведаешь где живу?
Я ответил отрицательно.
В двух словах, он рассказал, как его найти. Пришлось пообещать. Ещё раз, попрощавшись, они ушли. Да и я не задерживался, навел порядок и убрав бумаги, побрел домой, сегодня суббота и кажется за прошедшую неделю, заслужил баньку…
В усадьбе Никодима было всё как обычно, как будто меня и не было целую седмицу. Орали гуси, квохтали куры, мычала корова зорька, требуя чтоб её подоили. Бестолковые козы пытались через загородку дотянуться, до ещё зеленых веток, растущей рядом с загоном, яблони. Смирная кобылка, запряженная в телегу, стояла у открытых дверей сарая и изредка вскидывала морду, с надетой торбой. Ловила горсть овса и начинала меланхолично жевать, посматривая по сторонам своими большими лиловыми глазами.
— Смотрите, кто к нам пришел? — Из темноты конюшни вышел Никодим. В руках он нес большой мешок набитый чем-то мягким. Забросив его на повозку, пошел мне навстречу, протянул руку и со словами, — 'вернулся блудный сын', - похлопал меня по спине и слегка приобнял. Потом отстранил, взял за плечи, осмотрел и вынес вердикт, — Отощал.
И громко закричал на весь двор, — Марфа! Марфа, карга старая, тебя, где черти носят?
— Почто орешь, ирод? — Старушка вышла из птичника с лукошком полным яиц. Увидев меня поставила его на землю у невысокого крылечка, отряхнула руки о фартук, развела их и со словами — Федор, совсем стариков забросил. — Пошла мне навстречу.
Я обнял и ощутил как её плечи, вдруг затряслись от плача.
В недоумении посмотрел на стоящего рядом деда, он пожал плечами, и буркнул что-то отворачиваясь.
Разгадку узнал позже, и она была, к сожалению печальна. В слободе стрелецкой, в Ростове, пожар сильный случился и вся семья младшей дочери погибла. Занялось ночью, когда все спали, к несчастью был сильный ветер и пал пошел со страшной силой, деревянные дома вспыхивали в мгновение ока. В ту страшную пору погибло почти тридцать человек, женщин детей стариков, многие остались только с тем, в чем успели выскочить из огня. Но другим повезло меньше…
Упокой Господи души рабов твоих.
Часть пятая (шаг в сторону)
Анисим отодвинул кружку с вином, с тарелки взял моченое яблоко, откусил и стал медленно жевать, не сводя с меня взгляд серых, внимательных глаз. Проглотил. Отпил глоток, ладонью вытер усы, — Почто пытаешь, откуда я родом.
— Слышал о тебе…
— Доброе аль худое?
— Всяко слово народ молвит, но больше доброе. Бают что вымысливаешь разное. Правда ли что ты в учениках ходил у Ивана Федорова?
Он усмехнулся, добродушно, отчего вокруг глаз собрались маленькие морщинки придавая лицу
