Когда закончилось пиво, мне устроили ознакомительную экскурсию по свалке (отказываться мне показалось неудобным). Запомнились «цеха» – навесы, под которыми бомжи сортировали высокотехнологичный мусор для дальнейшей переработки. У нас была очень современная свалка.
Заснул я, к своему удивлению, в собственной постели – точнее, на узкой лежанке в вагончике диспетчерской, который начинал чувствовать своим домом. Меня благополучно привезли обратно, а смена выдалась спокойная, и до утра меня больше никто не тревожил.
Интересно, много ли у меня времени. Ржавый мусорный контейнер – мое убежище. Четыре тоннеля – тот, через который я сюда забрался, и три запасных, на тот случай, если основной обнаружат преследователи. Короче…
Массовая переработка мусора, сортировка, извлечение ценных компонент «кочевников», разумеется, не интересовала.
В чем состояла моя задача?
Ну, представьте себе – вечер, сумерки. Приезжает грузовик. Иногда что-нибудь совсем маленькое – грузовичок, пикапчик. С какого-нибудь интересного предприятия, продукцию которого не купишь в магазинах. Сбрасывает свой груз в дальнем тихом уголке, подальше от суеты, сортировщиков, бандитов. Я выбираю место, указываю, где. Они уезжают. Я устанавливаю лазерный маячок.
Отхожу в сторону, но недалеко. Смотрю, чтобы все было в порядке.
Прилетает тарелка, забирает груз. (Это я условно говорю – «тарелка», на самом деле челнок «кочевников» выглядит иначе.)
Я ухожу к себе в диспетчерскую. И до утра могу спать спокойно…
Вскоре после того, как меня завербовали, я перешел на постоянный график – все мои сменщики перевелись на другую работу.
Трудно рассказывать о восемнадцати месяцах счастья. Понимая, что интересует моих заказчиков, я обследовал свалку, стараясь находить то, что могло бы их интересовать помимо запланированных сбросов.
По вечерам смотрел фильмы про жизнь «кочевников», про экзотические планеты, на которых они побывали.
Помогал молодому историку-«кочевнику» в командировке на Земле собирать сведения о нашей материальной культуре последних десятилетий.
На всякий случай мой вагончик «укрепили», чтобы кто-нибудь не атаковал его сдуру или не проник внутрь в мое отсутствие. Я сам оборудовал, как мог, несколько запасных позиций.
Изредка я виделся в городе с Тиной – поболтать, получить новые инструкции.
Я выкладываю из кармана все флешки, которые у меня остались. Около дюжины. Сбрасываю на них информацию. Дойдет дело до бегства – буду раскидывать по дороге, как мальчик-с- пальчик. Авось что-нибудь сохранится.
Вспыхивают красные лампочки. Спецназ в тоннелях. Пора. Два из четырех пока свободны.
B
Он бежал по тоннелю. Бежал – если это можно назвать бегом. Пробирался. Иногда в полный рост, но чаще на карачках, как странное четвероногое с неудобно длинными задними ногами. Уже успел рассечь лоб, порезать пальцы на правой руке и ушибить колено. Головная повязка со светодиодами все время съезжала на левый глаз, кровь со лба мешала смотреть правым. В левой руке он сжимал пистолет, говоря себе, что это на случай встречи с собаками – он понимал, что в случае встречи со спецназовцами пистолет не спасет, а вероятность жестокого обращения намного повысится.
Удивительно, как много успеваешь себе сказать, пробираясь без особой надежды на спасение по длинному неудобному тоннелю. Когда «крот», робот, выделенный «кочевниками» главным образом для поиска интересных артефактов в недрах свалки, помогал ему готовить укрытие, это воспринималось как интересная игра. Теперь это игрой не было. В охоте на человека, где он оказался дичью, каждый выступ металла, каждая петля проволоки, каждая неровность, не сглаженная инопланетным «кротом», казалось, яростно сражалась, защищая родную землю.
Несколько дней назад «кочевники» забрали «крота». Возможно, они знали о готовящейся атаке? Собирались «сдать» ненужных больше агентов? А тогда – зачем бежать, зачем скрываться? Остается ли еще хоть какой-то шанс на спасение? Думается, он остается только в том случае, если они готовы выручать каким-то образом тех, кто честно для них работал.
Издалека по тоннелю донесся глухой удар – или, скорее, почувствовался в толчке сжатого воздуха, ударившего его по ушам и толкнувшего в спину По всей вероятности, спецназовцы взорвали люк, закрывавший вход в тоннель. Шансов на спасение было мало, но хотелось еще хотя бы ненадолго увидеть небо.
Он был готов к тому, что спецназ будет поджидать его у выхода из тоннеля, но, к его удивлению, у выхода никого не было. Над головой во всю ширь раскинулось небо, видны были даже, несмотря на близость большого города, кое-какие звездочки. Алекс вытер рукавом кровь со лба, закинул голову. Одна из звездочек, самя яркая, двигалась – МКС, международная космическая станция. Он улыбнулся. За долгие месяцы работы на свалке во время вечерних прогулок он привык идентифицировать наиболее крупные из пролетающих над головой спутников. Научиться было не так уж трудно. Но теперь надо было бежать дальше.
Алекс опустил взгляд и с ужасом увидел красную точку лазерного луча, подбирающегося к его ногам.
Он поспешно отшвырнул пистолет, поднял руки…
C
Зареванное лицо Тины… Синяк на скуле. Ее взяли, видимо, прямо в вечернем платье. Разорванная лямка. Ужасного вида ссадина на голой лопатке. В руке она сжимает туфлю со сломанным каблуком и постоянно морщится от боли.
Его тоже основательно избили.
Задержанных много, но остальные его не интересуют.
Автозак трясется по неровной дороге. Тусклая лампочка, обтянутая сеткой, на потолке. После особенно смачного толчка кто-то говорит:
– Техника старая, дороги плохие, но от атаки из космоса нас прикрывают самые современные системы.
– Разговорчики! – охранник лениво пинает грязным сапогом зеленую сетку обезьянника.
Узкий, как пенал, кабинет следователя, ведущего допрос. Кафельный пол, отделанные кафелем стены. Металлический стул и стол, привинченные к полу. Следователь по другую сторону стола в удобном кресле. У стула подлокотники из гнутых трубок. К ним пристегнуты руки Алекса.
– Я вам все расскажу!
– Конечно, расскажешь, – следователь делает знак, помощник в заляпанном белом халате наполняет желтоватой жидкостью шприц, протирает ваткой голую руку Алекса, вгоняет иглу…
– Конечно, расскажешь, – пальцы следователей стучат по клавиатуре компьютера. – Верита-серим вот подействует.
Алекс начинает рассказывать.
В конце допроса его бьют, но не очень сильно. Следователь остался недоволен – под действием «сыворотки правды» выяснилось, что Алекс слишком мало знает! Откуда доставлялись образцы, которые интересовали «кочевников»? Даже об этом ему мало чего известно.
Тоска тюремных камер… Задержанных держали по одному, но несколько раз переводили из камеры в камеру. Допрашивали умеренно. «Сыворотки» больше не использовали. Были попытки перестукиваться. Настоящих тюремных кодов никто не знал – Алекс, например, просто выстукивал номер буквы, получал ответ в том же стиле. Тюрьма, однако, была какой-то слишком уж современной. Тоже – национальный проект? В недосягаемом верхнем углу – видеокамера. Перестукивание заметили, виновников снова слегка побили и стали включать сводящий с ума рэп. Алексу было невыносимо стыдно за то, что он наговорил на первом допросе о себе и своих чувствах к Тине, пусть даже под действием «верита-серима», как сказал – видимо, начитавшийся книжек про Гарри Поттера – следователь.
Что-то происходило – но неясно, что. Алекс пытался строить догадки на основе вопросов,
