Ярослав Петрович Ротмистров нечаянно, сам того не желая, вышел в параллельный мир. Конечно, будь он в меньшей степени ошарашен предыдущими событиями, его бы тут же выбросило с перепугу обратно, как это случилось когда-то с Андреем Андреевичем Шкариным. Однако в нынешнем состоянии Ротмистров даже испугаться не смог как следует.
Недоверчиво взглянул на собственные ноги, на руку со справкой. Только они и казались настоящими в этом призрачном коридоре… Да-да, коридоре… Предметы вокруг вновь обретали имена.
Клацнула, открываясь, дверь, из отдела писем вылетела Манька-эзотеричка. Глаза её выпрыгивали от восторга, в наманикюренных коготках трепыхался очередной номер «Вечёрки». При виде полупрозрачного незнакомца (именно незнакомца, поскольку в данном параллельном пространстве не было никакого Ярослава Петровича Ротмистрова, а в квартире его обитал Андрей Андреевич Шкарин) остановилась, уставилась. «Завизжит…» – обречённо подумал Ярослав Петрович.
Манечка завизжала.
Этого оказалось достаточно, чтобы Ротмистрова вышибло в прежнюю реальность, где пол по- прежнему был усеян ошмётками штукатурки, а на месте дверей в приёмную и в бухгалтерию зияли пустые проёмы.
Затем он почувствовал, что за спиной его кто-то есть, и резко обернулся. Это была всё та же Манька-эзотеричка, но уже из родного мира. Бежала, видать, по коридору и чуть не вписалась в неизвестно откуда возникшего Ярека.
«Завизжит…» – обречённо подумал Ярослав Петрович.
Манечка завизжала.
Переступив порожек зарешёченной арки и пройдя во двор, Ротмистров первым делом взглянул на плотные нестриженые кусты перед вторым подъездом. Никого. Впрочем, это ни о чём ещё не говорило, Андрей Андреевич Шкарин мог поджидать и в каком-либо другом укромном уголке.
Хотелось поблагодарить, поделиться радостью, похвастаться первым выходом в мир иной, наконец повеселить историей о том, как восторженная Манька-эзотеричка за что боролась на то и напоролась. Все укромные уголки были осмотрены, и Ярослав Петрович, сильно разочарованный, направился к себе домой.
Андрея Андреевича он обнаружил в своей квартире лежащим на полу в позе покойника: ноги вытянуты, руки сложены на груди.
– А, вот вы где! – возликовал Ротмистров. – А я там вас по в сему двору ищу… Сняли, значит, засаду?
– Нет, – помолчав, отозвался Шкарин. – Не сняли… И не снимут.
Ротмистров пригляделся и заметил наконец, что руки лежащего скованы стальными браслетами, а под глазом имеет место кровоподтёк.
– О господи… – с содроганием вымолвил Ярослав Петрович. – Как же это вы?!
– Так. Нарвался.
– А освободиться от них… я имею в виду от наручников… никак нельзя?
– Здесь – нет, – равнодушно ответил Шкарин. – Зачем спрашивать? Сами знаете…
– Что вы намерены делать?
– Ничего… Если не возражаете, полежу… проголодаюсь как следует – дай сдамся наверное… Как ваши дела?
– Мои – замечательно… Спасибо вам огромное…
– Замечательно… – с отвращением повторил скованный. – Это в смысле начислят вам теперь пенсию на две тысячи больше, чем предполагалось? Удивительный мы всё-таки народ…
Ярослав Петрович Ротмистров посмотрел на охваченные стальными браслетами запястья своего полупрозрачного благодетеля – и стало вдруг трудно дышать. Это нарастал праведный гнев. С таким чувством выходят на митинги и на баррикады. Еле унял.
– Послушайте… – хрипловато позвал он. – А не скажете, когда наши квартиры снова совместятся?
– Зачем вам?
– Просто… узнать…
Андрей Андреевич Шкарин безнадёжно скривил рот.
– Часам к семи.
– Почему не в шестнадцать одиннадцать?
Видно было, что праздное любопытство хозяина причиняет гостю сильнейшую душевную боль.
– Дело вот в чём, – с трудом отозвался лежащий. – Каждый раз отсчёт начинается с того момента, когда я проникаю сюда, к вам… Только не спрашивайте, пожалуйста, почему оно так, а не иначе! – взмолился он. – Не знаю…
– Т-то есть… если, скажем, я сейчас проникну в ваш мир, то окажусь в вашей квартире?
– Милый вы мой человек… – стонуще произнёс Шкарин. – Да если бы вы могли проникнуть в мой мир, у меня бы и проблем не было… У вас что, есть какие-то предложения?
– Да, – глуховато сказал Ротмистров. – Есть.
Он шагнул к тусклому, с осени не мытому окну и опёрся обеими руками о подоконник. На балкон выходить не стал. Вот он небесный купол, повторяющий кривизну земли… Вот оно бессмысленное людское мельтешенье под ним… В следующий миг оконное стекло внезапно прояснилось и как бы истаяло: то ли потому, что в квартире Шкарина оно было вымыто до полной прозрачности, то ли в связи с переходом в мир иной.
С величайшей осторожностью обернулся. Комната за спиной оказалась точно такая же, можно даже сказать, та же, только обставлена иначе. Кажется, мебель и впрямь выглядела более солидно, однако приглядываться к ней было некогда.
Вскочившие из кресел мордовороты повели себя по-разному: один (поумнее) кинулся наутёк в прихожую, второй (поотчаяннее) выхватил травматический пистолет и произвёл в Ярослава Петровича три выстрела подряд.
Опасливо, как по осеннему ледку, ступая, Ротмистров приблизился к детине и, протянув руку, решительно отсморкнул напрочь дуло травматика.
– Ну ты как? – глядя в белые от ужаса глаза задушевно вопросил он. – Сам всё поймёшь, или растолковать тебе?
Святослав Логинов. Воскресенье
Рассказ
Как обычно, что-то поблизости было не в порядке. Тревогу вызывало. Лёжа в постели и не открывая глаз, он старался прозвонить окружающий мир, чтобы понять, какая именно напасть угрожает ему. Он не помнил, кто он, что с ним было вчера и все предыдущие дни, но утреннее выпадение памяти – всего лишь мелкое и привычное неудобство. Что с ним было – не помнит, но что это привычно – знает. Повезёт дожить до обеда – вернётся и память.
Он вздохнул поглубже, сладко почмокал губами, потянулся, словно собираясь просыпаться, и, как бы случайно, сунул руку под подушку. В ладонь удобно легла рифлёная рукоять. Неважно, что там: кольт хрестоматийного калибра, импульсный бластер или ещё какая стрелялка. Главное, что он вооружён, может дать отпор противнику, а, значит, с этой стороны ему ничто не угрожает.
С видимым облегчением отпустил оружие, убрал руку из-под подушки и открыл глаза.
Нормальная комната, не больничная палата, не тюремная камера, даже не гостиничный номер. Память, чуть шевельнувшаяся в миг пробуждения, неуверенно подсказала, что это его комната, в которой он живёт всегда. Что значит – всегда, и как это – живёт? Впрочем, разберёмся.
Умопомрачительной красотки в постели и ближайших окрестностях также не наблюдалось. Это огорчало. Когда просыпаешься с ощущением привычной опасности, лучше, если под боком будет кто-то, кого можно этой опасности скормить, выгадав силы и время для борьбы. Угроза может скрываться и в самой
