зеленый луч и про обреченность на вольфрамовой глыбе, как мурашки под гермокостюмом, ему интересно будет… Ого, народищу-то! Прямо как лет десять тому, под праздники… И генералы впереди, в белоснежных таких парадных халатах…
«Обратите внимание, пожалуйста: чрезвычайно интересный случай… Доставлен шестнадцать лет назад, без сознания, сильно травмированным, из ожогового центра, без документов, родные не проявлялись… На редкость крепкое физическое здоровье, возможно – компенсация… Спокойный… В сонном состоянии – дисфункция контроля физиологических отправлений… Параноидальные… Разнообразные бредовые… Потрясающий диапазон, системность и последовательность… Зовем Найденом Ивановичем. Ну… Его же просто нашли, на какой-то горящей свалке…»
Наина Федоровна делась куда-то, новую нянечку не запомню никак, как зовут…
…Остров, дом на берегу из толстых (бревен?), стол под лазоревым небом, обед, за обедом (семья?)… Девочка та, светлая, совсем недалеко, бежит вприпрыжку по тропинке от причала… Никогда раньше… Господи, славно-то как!..
Уф… Заплакан вмокрядь, но в остальном – порядок! Во радость-то. Благолепие… А Андрюша что, седеть начал? Ишь ты. Не мудрено, с таким контингентом столько лет… А сколько, кстати?
– Много, Найден Иванович, много… Эх, Найден Иванович! Мне бы вашего здоровья! У вас по-тря-са-ю- ще завидное здоровье… Понятно: столько лет режим, диеты, покой.
– Андрей… Платонович… Андрюша, вы расстроены чем-то? Такая горечь…
– Нет, Найден Иванович! Ну что вы? Не волнуйтесь только. Давайте о нашем, ладно? Итак?
– Остров… Мой, наверное, и дом… Семья, обед на деревянном столе, на красном граните, над водой… Вода зеленая… Тихо… Комары… Что же вы не пишете, Андрей Платонович?..
Нянечки меняются, уследить невозможно… Надо профессору пожаловаться… А где же он, кстати, давно не видно?
…Тот заряд сразу увидел. С момента, как он, заряд, оторвался от излучателя в руках черного, и до момента, как вошел в жилет, в районе солнечного сплетения. Сначала маленький и нестрашный, потом огромный, огненный и нестерпимый… Ревет горящий воздух… Пираты захватили «Жемчужную Каравеллу» за орбитой… Чего орбитой?.. Большими жертвами, и обидно: вмешаться бы, да никак, лежишь труп трупом, только глазами лупаешь, а жилет тлеет… В тот год…
– Вы спрашиваете, Найден Иванович, почему я не записываю больше? Признаться, отчаялся. Раньше думал – аккумулирую, сведу в систему, выведу статистику, выделю очевидное, определю возможные источники реминисценций – и вы сможете выбраться из своего… Чем черт не шутит? Может быть, даже вспомните, кто вы… Столько лет…
– А сколько?
– Неважно, Найден Иванович. Вы-то понимаете, что эти сны никак не тянут на воспоминания? По крайней мере – одного человека, пусть и повидавшего на своем веку?
– Ну, конечно, Андрей Платонович! Само собой! Я понимаю. Это же сны!..
– Сны, – вздыхает Андрейка, сын Платона, – конечно. И чем же эти сны могут быть спровоцированы? Книжками? Так вы, Найден Иванович, извините, даже читать не умеете. Вас привезли к нам, оборванного и засаленного, вытащив из полыхающей помойки на окраине. Первый год думали, что вы – немой. Потом оказалось – нет, и речь культурная. А читать не умеете… Разве фильмов насмотрелись?.. Так какие в помойке фильмы?
– …Да бог весть. Не мучайтесь, Андрей Платонович! Сейчас же все хорошо? Просто сны!.. Жалко, что они на меня так действуют, и приходится за мной стирать…
– Вы только не беспокойтесь, Найден Иванович. Все и будет хорошо. И укольчик сегодня совсем маленький будет. И таблеточки можно отложить…
– У-у, жалко.
– Что?
– Там такая таблетка есть, вкусная, кисленькая. Желтенькая. Как конфета.
– Ну, ее можно… Вы не волнуйтесь только… Если что-нибудь нужно – немедленно ко мне, ладно? Я ведь теперь заведующий отделением…
…Остро захотелось, чтобы приснилась та девочка. Тоненькая, светлая, зовет… Куда?.. Зачем?.. Но – как же хорошо!
… Девочка. С косами, в юбочке, на каблуках. Кожа, загорелая до легкой бронзовой патины… такой загар бывает от… О чем я? Да, глаза голубые, косы… черт его знает, не то рыжие, не то платиновый блонд, бликуют. Сто семьдесят пять, сто двадцать на семьдесят на сто десять. Двадцать четыре… Рюкзачок… Отчего хорошие сны снятся реже всего?
– Сосед! Сосед, проснись! Эй, Звездный Десант, подъем! Да проснись же, черт, к тебе пришли! Слышь?!
Это сосед по палате. Бледно-пегий Буся, маниакально-депрессивный с шизофреническими… Учил таблетки ныкать, хороший мужик… Только любит подурить старика… Ну, тут уж без обид.
– Пришли к тебе, говорю! Вроде родственники сыскались! Воон, Профессор наш, Платоныч, ведет!
Девочка. Тоненькая, светлая. С косами, в юбочке, на каблуках. Не хочу просыпаться!.. Кожа, загорелая до легкой бронзовой патины. Глаза голубые, косы золотисто-рыжие, как лет тридцать назад была стариковская щетина… Сто семьдесят один, сто двадцать на семьдесят на сто девять. Двадцать четыре. Нет, двадцать два…
– Дееед!!!.. Дедушкааа!!! Господи, нашла! Нашла!!! Родной! Живой!!! Двадцать лет, все на ушах!!! А ты здесь… В этом… Городе…
Надо же, настоящая. Не сон. Говорит – «дедушка». Старик начинает привычно плакать. Платонович топчется и мнется рядом. Переживает? Радуется?
– Я дедушку забираю.
– Эээ… Не думаю, что…
Девочка поднимает бровь. Андрей Платонович вдруг вздрагивает и улыбается, широко-широко:
– Да, конечно! Разумеется! У вас замечательный дедушка, Зоя! Мы с ним почти двадцать лет, так скть… Душа в душу!.. Я сейчас же, только подготовлю документы…
(Зоя?)
– Не надо никаких документов.
– …Конечно, не надо! Вообще-то, обычно – положено, но вам – не надо. Хотите, отдам копию моих записей, за все годы?.. Мы столько беседовали!
– Не надо, профессор. Спасибо. Пойдем, дедушка. Пойдем скорее!
Охранник на воротах слушает плеер и кутается в куртку от мелкого колючего снега. Снежинки отскакивают от козырька его кепки. Оказывается, зима. Зою (внучку?) это не смущает. У нее лето, юбочка короткая, а глаза голубые:
– Это мой дедушка! Я нашла его и теперь забираю домой. Документы возьмете у профессора, какие надо.
– Конечно!.. Понимаю!.. Удачи вам, и вашему дедушке здоровья!
Зоя смеется.
Неподалеку, за ржавыми воротами, ждет большой автомобиль среднего возраста, куда внучка и усаживает старика со всеми удобствами. Утирает дедушке слезы и хлопает дверцей.
Охранник благодушен, он наблюдает за сценой возвращения блудного деда с умилением. Симпатичная внучка. Очень. Обалденно.
Машина набирает ход по пригородному шоссе, взметая за собой сухую поземку.
Охранник нагибается завязать шнурок на берце, а потому не видит, как машина на ходу растягивается зыбко по горизонтали… становится полупрозрачной… растворяется в пространстве и снегу, и только сухая поземка…
Высверк флайера, вонзающегося в ледяное синее небо, – что может быть прекраснее? Ничего и не может. Когда из желто-багряного, серебром, в бело-голубое, льдисто-звонокое? Под пронзительное сопрано турбин?! Восторгом по душе, теплом по сердцу…
– Одевайся, дед. Натерпелся ведь. Там вообще жить невозможно, ты знаешь? Дышать нельзя! Ты – титан! Семь наших лет, на самовнушении, обалдеть… Скидывай тряпки рядом с собой, флайер съест
