землями. И самого Георгия сподобил Господь венца мученического… Вот, что я готовлю вам!'
— О родитель мой! Такие-то думы скрываешь ты от нас во глубине души своей! — возопил Косой. Он обратился к Морозову с пылающими от гнева взорами: — Такие-то советы дерзаешь ты подавать отцу моему? — воскликнул он, дико смотря на Морозова.
'Изменник!' — возопил Иоанн удушаемым голосом, как будто собирая последние силы, и с яростью отнял он от уст своих окровавленный платок.
— Что это? Ты весь в крови? — вскричал испуганный Юрий.
'Да, горесть и гнев мой перешли все пределы! — сказал Иоанн. — Кровь течет из меня и может быть предвещает мне близкую, близкую кончину… Государь! Боярин Морозов изменник — он имеет тайные сношения с Василием! Спешу сказать тебе…'
— И ты еще дерзаешь изрыгать хулы и клеветы, когда нечистая совесть твоя исходит вместе с твоею кровью? — воскликнул Морозов. — Государь! Видишь ли, как близок к человеку Судия Правосудный! — продолжал он, указывая на боярина Иоанна.
Иоанн не мог уже более говорить. Ослабевший, чувствуя, что кровь задушает его, он хотел выйти и упал без чувств на лавку — кровь хлынула из него ручьем…
'Иоанн! Иоанн!' — закричал с ужасом Косой, бросаясь помогать ему. Иоанн пришел в чувство.
— Вели отнести меня домой — или куда-нибудь… О Боже Господи!.. — сказал Иоанн и снова обеспамятовал. Косой поспешно кликнул стражу; прибежали воины и взяли Иоанна. 'Несите его прямо ко мне в мои палаты!' — говорил Косой и остановился посредине комнаты, как будто громом оглушенный, когда поспешно унесли боярина Иоанна.
Юрий и Шемяка оцепенели и не могли во все это время ни пошевелиться, ни вымолвить слова. Особенно ужас и страх начертаны были на лице Юрия. С торжеством смотрел на гибельное состояние врага своего Морозов. Бремя тяжкое спадало с груди его — умолкал язык, страшивший Морозова, затмевался ум, перед которым трепетал он. Взор его прояснел. Люди! вы не стыдитесь подобных взоров…
— Боже великий! Прости грехи его, и укрепи меня в благих моих намерениях! — сказал наконец Юрий, перекрестившись.
'Нет! — воскликнул тогда Косой с яростью, — он еще не умер и не умрет никогда во мне! Государь родитель! Прости меня, но я дерзаю восстать против твоих велений. Для собственной твоей пользы дерзаю говорить: Морозов изменник — советы его пагубны!'
— Умолкни, Василий! Если еще не казнишься ты примером Иоанна, я повелеваю тебе.
'Нет, государь! Он гибнет от верности и усердия к тебе, он не мог перенести ужаса будущей судьбы твоей, судьбы нашей, он, скиталец, продавший тебе всю душу, всю кровь, весь ум! Ты погибнешь, изменник! Одно уважение к отцу моему спасает тебя в сию минуту от гнева моего!'
— Дерзаешь ли мне противиться? — воскликнул Юрий.
'Ты меняешь детей своих на презренного раба!' — сказал тогда вспыльчиво Шемяка, оскорбленный унизительным положением брата и торжеством Морозова. Он обратился к этому любимцу отца своего и грозно воскликнул: 'Сенька Морозов! прочитай свою отходную: или тебе, или мне не жить!'
— Дети непокорные! — вскричал Юрий, — вам ли отдам я после себя судьбу земель Русских? Проклятие на том семействе, в которомсын не трепещет от воли отца!
'Государь…'
— Остановитесь, — продолжал Юрий в запальчивости, — если руки ваши прикоснутся к Морозову, или вы осмелитесь противиться моей воле, то будьте вы…
'О родитель! остановись, остановись! Не предавайся гневу, не доканчивай страшных слов твоих!' — сказал Димитрий Красный, поспешно входя в комнату и обняв колена отца своего.
— Сын мой, сын мой! Что ты делаешь, праведная душа! — сказал растроганный Юрий, поднимая Димитрия.
Тут поспешно вошел Роман и обратился к Косому: 'Боярин Иоанн зовет тебя к себе, князь — просит идти поскорее!'
— Он жив еще! — вскричал Косой.
'Жив и велел сказать, что вручит тебе важные бумаги и грамоты, что к нему доставлено сейчас известное тебе письмо от Гудочника. Только, ради Христа, просил поспешить…'
— От Гудочника! — воскликнул Косой, радостно и быстро взглянув на Морозова, — понимаешь ли ты, изменник?
Он поспешно вышел, не заметив, что при имени Гудочника смертная бледность покрыла лицо Морозова. Шемяка поспешил за братом.
'О Боже всесильный! Не благословил ты меня!' — сказал Юрий, смотря в след двух сыновей своих. Он закрыл глаза рукою и заплакал. 'Суетные человеки! Собираем и не ведаем кому собираем…' — говорил он.
— Где же теперь боярин Иоанн? — спрашивал Косой, поспешно идя с Романом.
'Он в больших княжеских сенях, — отвечал Роман, — далее не могли его донести'.
Косой и Шемяка вступили в эту обширную палату, первую подле Красного крыльца; на дороге встретилось им несколько бояр и сановников, бывших в сомнении и недоумении. Но в самых сенях никого не было, кроме начальника дружины, находившегося тогда на страже, нескольких воинов, принесших Иоанна, лекаря армянина, которого наскоро позвали к больному, и Гудочника. Боярин Иоанн, полураздетый, сидел на широкой скамье, поддерживаемый двумя воинами — боярское, золотое платье его было окровавлено, лицо бледно, как полотно, голова склонилась на плечо. Кое-как успели прекратить кровотечение, но видно было, что Иоанн не жилец земли.
Гудочник смотрел на него с горестью, помогал лекарю, приготовлявшему какие-то пособия.
— Что? Каков он? — спросил тихо Косой. Лекарь пожал плечами и отвечал шепотом: 'Нет никакой надежды!' Косой с отчаянием сжал кулаки и возвел дикие взоры к небу.
Иоанн открыл глаза свои, уже помутившиеся и помертвелые. 'Скоро ли священник?' — спросил он тихо. Тут встретился взор его со взором Косого. 'Ты ли это, князь Василий Юрьевич?' — спросил Иоанн.
— Я, боярин, — отвечал Косой.
'При дверях гроба скажу тебе, что я желал вам добра. Когда могила отворена, люди не лгут. О Боже! прости грехи мои! Князь! У Гудочника письмо Морозова к Василию. Гудочник переносил их грамоты. Ради Бога — сбереги этого старика — он, только он один, твоя помощь — и никто больше!'
— Но ты мне говорил о нем…
'Я слишком надеялся на себя — тебе этого нельзя — и мне не должно было! Он, только он, спасет тебя… я был несправедлив против него — исполни то, чего он требует, и он будет верен… Там, у меня, в большом сундуке — вот тут ключ — бумаги… возьми их… О Боже!.. — кровь опять хлынула из него. — Горе, горе! — бормотал Иоанн, — Священника, священника! Мир, мир с Богом — помилуй меня, милосердный Отец!..'
Священник явился с запасными дарами, но не мог приобщить Иоанна святых тайн, потому что кровь не переставала течь. Прочитали над ним молитвы покаяния, и глухою исповедью священник очистил грешника от тяжести грехов. Еще раз опамятовался Иоанн, глядел на Косого уже неподвижными глазами и пробормотал: 'Жена и дочь моя — тебе их поручаю — они в Новгороде… Господи! верую — помоги моему неверию!..'
Его не стало. Безмолвно стояли вокруг него Косой, Шемяка, Гудочник, Роман, священник. Слезы крупными каплями текли по угрюмому лицу Косого. Он не чувствовал их. И эта горесть человека, никогда не умилявшегося, никогда не плакавшего, была поразительнее всяких воплей.
'Чувствую, чего лишился я с тобою, чувствую, что с тобою много я потерял!' — говорил Косой.
— Великий ум государственный, великий муж совета, — сказал Гудочник, смотря на бездыханный труп Иоанна, — и горе тебе, что ты более верил уму людей, а не сердцу, не душе их!
'Велите немедленно отвезти тело в дом его, — сказал Косой. — Честь праху его будет воздана великая'. Он сам задернул тело Иоанна его окровавленным боярским одеянием и отвел Гудочника в сторону, 'Старик! — сказал он, — забудем все, что было. Отныне ты видишь во мне своего покровителя. Говори мне смело, говори все! Чего тебе надобно? Денег? Почестей?'
'Ничего, князь Василий Юрьевич! Позволь мне объяснить сегодня вечером, наедине, чего хочу я. И вот тебе первая моя услуга!' Он подал ему сверток: это было письмо Морозова к Василию Васильевичу, в
