— Нет, записи и всякая фигня. Ее дневники. Мишель у нас записывала буквально все. Увидит, что учительница как-то странно себя ведет, тут же пишет об этом в дневнике. Посчитает, что у мамы появились любимчики, — в дневник. Она однажды поссорилась с подругой из-за мальчишки, который нравился им обеим, — и это тоже…
— …Тодд Дельхант, — пробормотала Кристал, кивая, и отпила вина из бокала.
— …в дневник, — закончила я свою мысль, не прислушиваясь.
Потом вдруг до меня дошло: она сказала «Тодд Дельхант»? Это действительно был Тодд Дельхант, но сама бы я ни за что не вспомнила, как звали мальчишку, из-за которого подружки разругались в пух и прах. Точно, его звали Тодд Дельхант. Это случилось как раз на Рождество, незадолго до убийств. Помню, она все рождественское утро ходила сама не своя и писала-писала в своем дневнике. Но… каким образом его имя?..
— Ты знала Мишель? — спросила я у Диондры, продолжая напряженно думать.
— Не очень хорошо, — сказала Диондра. — То есть вообще не знала, — добавила она, чем напомнила Бена, когда тот делал вид, что не знаком с Диондрой.
— А теперь моя очередь забежать в туалет, — сказала Кристал, осушив бокал.
— Значит… — начала я и тут же осеклась.
Кристал никак не может знать о том, что Мишель была влюблена в Тодда Дельханта. Не может, если… Если она не читала дневник. В той самой тетрадке, которую Мишель получила в подарок на Рождество. Я-то полагала, что все дневники целы, потому что за восемьдесят четвертый год сохранились оба. Но даже не подумала о восемьдесят пятом. О новом дневнике Мишель — девяти днях ее мыслей, — вот откуда Кристал цитировала. Она читала дневник моей погибшей…
Справа от себя я уловила блеск металла как раз в тот момент, когда Кристал ткнула мне в висок древним утюгом, широко разинув рот в немом крике.
Пэтти Дэй
Пэтти ненадолго погрузилась в состояние, лишь отдаленно похожее на сон, но в две минуты третьего проснулась, ловко выбралась из-под Либби и направилась в прихожую. В комнате девочек слышалась возня и поскрипывала одна из кроватей. Мишель и Дебби всегда спали очень крепко, но шумно: сбрасывали одеяло, разговаривали во сне. Она прошла мимо комнаты Бена — там горел свет, наверное, она не выключила его, когда выходила оттуда. Можно бы зайти и выключить, но она уже и так не укладывается — Кэлвин Диль, похоже, не терпит опозданий.
Бен. Мой мальчик.
Нет, пусть лучше у нее не будет времени. Не заботясь о холоде, она подошла к входной двери с мыслями об океане и о той единственной в жизни поездке в Техас совсем еще девчонкой. И представляла, как лежит на песке, рядом плещется вода, на губах соль. И солнце над головой.
Она распахнула дверь, и в грудь тут же вошел нож, она сложилась пополам и оказалась в его объятиях. Он прошептал: «Не волнуйся, секунд через тридцать все закончится; давай-ка еще разок для верности» — и отстранил ее от себя, наклоняя, как партнершу в страстном танце, и она почувствовала, как нож проворачивается, не задевая сердца, а ведь должен был задеть. Сталь двигалась внутри, а он смотрел на нее сверху, и лицо у него было такое доброе; он начал вытаскивать нож, чтобы ударить во второй раз. Вдруг его взгляд упал куда-то поверх ее плеча, и доброе лицо исказила гримаса, оно пошло пятнами, усы затряслись…
— Какого черта!
Пэтти чуть повернула взгляд вглубь дома — там стояла Дебби в бледно-лиловой ночнушке с торчащими крючком косичками — белая ленточка на одной развязалась и змеилась по руке.
— Мама! Они обижают Мишель! Они делают ей больно! Пойдем скорей!
Ей так важно было поделиться, и она не заметила, что маме тоже сделали больно, а Пэтти только и сумела в ужасе подумать: кошмар наяву — и тут же про себя: закрой дверь! Кровь струилась по ногам, она пыталась сама закрыть дверь, чтобы Дебби не увидела, что произошло, но он толкнул дверь ногой, распахнул и загремел прямо в ухо Пэтти: «Чертпоберичертпобериче-о-орт — у-у-у!» — и она почувствовала, как он пытается вытащить из нее нож, и поняла,
Нажал на спусковой крючок, Пэтти успела только подумать: ничего, ничего уже не повернуть назад.
После этого со свистом летнего ветра, врывающегося в открытое окно машины, выстрел снес ей полголовы.
Либби Дэй
— Прости, мама, — услышала я голос Кристал.
Я почти ослепла — видела только огненные оранжевые пятна, будто повернулась к солнцу с закрытыми глазами. Перед глазами на мгновение мелькнула кухня и тут же исчезла. Щека болела, отдаваясь пульсирующей болью в позвоночнике и ступнях. Я лежала на полу лицом вниз, Диондра сидела на мне верхом. Я чувствовала, как надо мной витает ее запах — запах спрея от насекомых.
— Господи, я все испортила.
— Не беда, детка, сходи-ка за ружьем.
Я услышала шаги Кристал на ступеньках, Диондра перевернула меня на спину и потянулась к горлу. Пусть бы ругалась последними словами или кричала — но она делала это молча, тяжело, но размеренно дыша. Пальцы сдавливали горло, вена на шее сдвинулась и забилась под ее большим пальцем. Я по- прежнему ничего не видела, я понимала, что вот-вот умру: пульс то учащался, то замедлялся. Двигать руками я не могла, она прижала их к полу коленями, оставалось только бить скользящими пятками по полу. Она дышала мне прямо в лицо, и я представила ее открытый рот. Да, я могу представить, где у нее рот. Изо всех сил вывернувшись, я резко вырвала руки и ткнула кулаком ей в лицо.