для Поля Робсона становится небезопасным для их владельцев. После знаменитого концерта в Пикскилле, где куклуксклановцы пытались линчевать певца, даже профсоюзы боятся приглашать его. И вот один из величайших артистов, которому гастрольные бюро предлагают выгоднейшие контракты, вынужден постепенно расстаться с тем, что было нажито в лучшие времена. Робсоны продают домик, отказываются от машины. Джим Кроу посмеивается:
— Уж мы тебя доконаем.
Лишенный возможности петь, артист задыхается. Чтобы не дать своим мучителям похоронить голос, он выступает по воскресеньям в маленькой негритянской церкви в Гарлеме. Ее прихожане — грузчики, лифтеры, ночные уборщики, чистильщики сапог — бедные люди. Они не могут оплатить концерт. Но зато какие это благодарные, музыкальные, отзывчивые слушатели. С откровенным простодушием они благоговейно плачут, слушая, как Большой Поль поет им псалмы, знаменитые спиричуалс, — негритянские народные песни на библейские темы, песни мира.
Но Джим Кроу проникает и сюда. На этот раз в виде агента страховой компании.
— У вас, кажется, поет Робсон? — спрашивает он руководителей религиозной общины. — Да, да, конечно, церковь — дом божий, нельзя вмешиваться в церковные дела. Но я, к сожалению, должен предупредить вас, господа, что, если этот парень будет продолжать у вас петь, страховая компания будет вынуждена погасить ваш полис. Ведь церковь в любую минуту могут поджечь, а компания не хочет рисковать своими денежками.
Так душат великого певца за его убеждения люди, которые, вероятно, очень любят поболтать о свободе творчества, о демократии, об отсутствии цензуры.
В Римской империи неугодных прибивали гвоздями к крестам. В древней Японии их клали на землю и давали росткам бамбука прорастать сквозь их тело. Египетские фараоны приказывали опрокидывать на грудь инакомыслящих людей горшок, под который сажали живую крысу, и та, ища себе выход, прогрызала их тело. Джим Кроу придумал для великого певца пытку куда изощреннее, — пытку молчанием:
— Меняй убеждения или хорони голос и умирай для искусства.
Но и это не сломило Робсона. Он не отказался ни от своих убеждений, ни от своих симпатий, ни от своих друзей, ни от своей борьбы. Мы первый раз были в гостях в его гарлемской квартире на исходе 1955 года, когда великий певец с трудом находил возможность выступать уже и в церквах. Он был похож на прикованного Прометея, Поль Робсон. Злые вороны терзали его грудь, но дух его оставался воинствен и крепок…
Я познакомился с ним в Москве задолго до этой встречи, мы писали друг другу. Теперь я жадно наблюдал его. Нет, вороны не сломили его волю. По-прежнему поражало в нем это сочетание физической силы с мягкостью движений, громадный, рокочущий даже в обычном разговоре бас, рокочущий, я бы сказал, с застенчивой деликатностью. В карих глазах, которые светлее кожи лица, как и всегда, жил мягкий юмор, светились доброта, благожелательность.
— Да, они надругались над американской конституцией, над законами Томаса Джефферсона, но они ничего не добились и не добьются. Во всем мире и в особенности у вас, в Советском Союзе, у меня столько друзей, что я никогда не чувствую себя одиноким, — рассказывал он. — Вот и теперь я только что вернулся из госпиталя и, как видите, еще слаб. И вдруг утром телефонный звонок. Тоненький голосок по-русски: «Дядя Павел, мы слышали, что вы были больны, и очень беспокоимся. Как ваше здоровье?»
— Кто это говорит?.. Оказывается, по поручению своих школьных подруг звонит девочка. Откуда бы вы думали? Из Алма-Аты. Я посмотрел на глобус — это было на противоположной стороне земного шара…
И еще вот, — он показал на груду писем, громоздящуюся у него на столе, писем, которые он еще не успел распечатать….
В этот день мне предстояло выполнить одну необыкновенную миссию. Мы привезли ему подарок — перстень, в который вместо драгоценного камня вмонтирован осколочек от снаряда, подобранный в Сталинграде, на Мамаевом кургане.
У перстня этого была своя история. Когда участники Сталинградской обороны собрались по случаю десятилетия великой победы на Волге, некоторым из них были подарены кольца, изготовленные в одной из воинских частей. Это были своеобразные кольца: вместо камня в них были вделаны маленькие осколки. На обратной стороне кольца была выгравирована фамилия того, кому оно дарилось. После торжественного заседания вечером все собрались в номере у генерала Александра Родимцева, одного из славнейших героев Сталинграда. «Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Распевали любимую когда-то в обороне песню «Дует теплый ветер, замело дороги» и на стареньком патефоне, выпрошенном у портье, крутили пластинки. Среди них были две, напетые Полем Робсоном. Это были, как сейчас помню, «Миссисипи» и «Песня мира».
От песен этих разговор перекинулся к самому певцу, к его самоотверженной борьбе за мир. Кто-кто, а солдаты Сталинграда знали, что такое героизм. И тут один из них, этот самый генерал Родимцев, о котором написаны и книги и песни, вдруг предложил сделать такое же солдатское кольцо для Поля Робсона. Мысль понравилась.
Кольцо было сделано, но долго не знали, как отправить его далекому адресату.
Прошли годы, и вот наконец оно вручено по принадлежности.
— «П. В. Робсону — сталинградцу США», — читает певец по-русски надпись. — Пе Be… Поль Вильямыч? Да?
— Нет, Павел Васильевич — так по-русски.
Странно видеть широкое лицо этого богатыря таким взволнованным, даже растерянным.
— Сталинградцу! — повторяет он, и огромный его голосище даже звенит.
Он бережно берет это кольцо, которое свободно болтается у меня на большом пальце, и с трудом надевает на мизинец, отставив руку, на которой теперь белеет заветный перстень, долго смотрит на него. Потом, отвернувшись, долго роется в кармане, достает белоснежный носовой платок и старательно сморкается, издавая трубный звук…
А потом мы узнали от него, насколько велика любовь людей всех стран к певцу, и как изобретательны слушатели, желающие во что бы то ни стало встретиться с артистом.
Профсоюзы канадских горняков и металлургов пригласили Робсона дать для их членов большой открытый концерт. Как известно, американцы ездят в Канаду вообще без паспортов и виз. Но Робсона не пустили. — Хорошо, — сказали горняки и металлурги, — раз певцу не дают попасть к своим слушателям, слушатели сами придут к нему.
И вот в воскресный день тридцать тысяч канадских рабочих с женами, с детьми, со стариками съезжаются к границе. Немало и американских рабочих из близлежащих штатов приезжает на этот необычный концерт, И вот, не переступая границы, Робсон поет для тысяч канадских и американских тружеников, оставляя с носом рассвирепевшего Джима Кроу…
Шахтеры горняцкого района Великобритании Уэльса, валийцы, как известно, слывут большими любителями пения. По их инициативе был организован концерт Поля Робсона, концерт… по телефону.
И писателю-фантасту Герберту Уэллсу, любившему заглядывать в далекое и близкое будущее, не пришел бы в голову такой удивительный способ выражения пролетарской солидарности, какой придумали горняки-валийцы.
В один из майских дней 1957 года по шахтерским поселкам Уэльса были расклеены афиши, извещавшие, что Поль Робсон даст концерт в одном из крупнейших залов Лондона. Билеты были мгновенно раскуплены. В назначенный день любители пения двинулись в столицу Великобритании в автобусах, грузовиках, поездах.
В зале на занавесе висел портрет Поля Робсона. Когда публика собралась, устроители пояснили, что певец не получил визы на выезд, но концерт тем не менее состоится. На определенные часы за огромные деньги откуплен провод атлантического телефона. Он будет работать в оба конца. Зрители услышат певца, который будет петь для них, не выходя из своего дома. Певец услышит аплодисменты, раздающиеся в Лондоне и ему адресованные. И этот единственный в своем роде концерт состоялся и прошел с успехом. Робсон, по обыкновению своему, перемежал вокал беседами со слушателями. Из Лондона за океан неслись такие аплодисменты, какие, может быть, Поль и не слыхал до этого.
А потом, в заключение, рабочий хор шахтеров исполнил специально для Робсона сочиненную и
