инсталляцию (кажется, именно таким словом назвали ему разлитую перед входом в музей лужу бутафорской крови, в которой валялись три безголовых тушки мороженого минтая и механизм, напоминающий змеевик от самогонного аппарата), и все испачкали ботинки. Они протиснулись мимо толпы народа, который уже несколько часов давился в живом коридоре из тоскующих милиционеров. Внутри было пока пусто, музейные дамы обмирали и говорили с придыханием, на Валерии висли молоденькие журналистки, щебеча наперебой: «Впервые в истории Урала!», а он после всего увиденного не мог выдавить из себя ни слова. Картины, проделавшие долгое путешествие в уральскую глубинку за его деньги – и немалые! – Валерия потрясли до глубины души. Да, он тупой и отсталый деляга, ничего не понимающий в искусстве, но если бы он увидел произведения великого художника до того, как явился сюда, он не дал бы на эту выставку ни копейки, ни цента! А экспонаты еще несколько дней снились ему по ночам, особенно скульптурка, изображавшая понурого ангела, сидящего перед торчащим из земли зеленым пальцем с красным ногтем, и в довершение композиции на пальце росли не то рожки, не то ветки.
Нет, безусловно, экспонаты, представленные в Викиной гостиной, столь тяжелого впечатления не производили. Но придавали комнате нежилой вид – не хватало только витрин с подсветкой. Повсюду – в нишах, на полках вместо книг, на подоконниках вместо цветов, на столах и даже на полу – стояли разнокалиберные безделушки венецианского стекла (о да, он до сих пор помнил, как в Италии Вика носилась по магазинам, скупая рыб, птиц и прочую стеклянную живность, постоянно названивая домой дизайнеру, и сколько потом хлопот было со всем этим добром в аэропорту!), а на стенах висели картины – цветы, морские раковины и лица, тоже все синие, розовые и сиреневые – красота! Картины были странные. Валерий подошел к одной из них и осторожно потрогал пальцем – вроде тряпка.
– Это батик, – прозвучал у него за спиной мелодичный голос жены.
«Наверное, она пришла в сиреневом халате», – подумал Валерий и обернулся. Но не угадал. На Вике ничего не было. Ничего, кроме заколки для волос, которые она собрала в узел на затылке, открыв лоб, скулы и шею. Без косметики у нее было лицо двадцатилетней девочки, трогательной и милой. Зеленые глаза смеялись. На щеках играли ямочки. Она нисколько не стеснялась. Она не была голой, как бывает, когда человека хочется чем-то прикрыть, неловко отвести глаза. Она была обнаженной, как античная статуя, и столь же совершенной, любая одежда показалась бы на этом великолепном теле ненужной и неуместной деталью. Валерий, как мальчишка, открыв рот, таращился на жену.
– Это батик, роспись по шелку. Нравится?
Валерий кивнул, не понимая вопроса, не отрывая взгляда от Вики. Она вся была в капельках воды, и когда подошла ближе, Валерий непроизвольно стер рукой капли с ее плеча. Вика поняла его жест по-своему и прижалась к нему всем телом, закинув руки ему на плечи. От нее изумительно пахло какими-то цветами, он никогда не разбирался в цветах, и почему-то морем. У Валерия закружилась голова, и он стал губами собирать капельки воды с ее лица, с ресниц, с губ, с беспомощно открытой его поцелуям шеи…
Он пришел в себя спустя какое-то время (миг или час – он не понял). Вика лежала рядом с ним на ковре, белом, но с сиреневыми разводами. Проклятый сиреневый цвет вдруг стал его ужасно раздражать, отовсюду лез в глаза, давил на переносицу, мелькал пятнами, не давая сосредоточиться. Вика смотрела на него с улыбкой и рисовала пальчиком по его груди, проводя то подушечкой, то острым ноготком. Валерий рывком сел, наглые пятна заплясали хороводом, слились в одну большую кляксу и лопнули где-то внутри головы. Если он немедленно не уйдет из этой сиреневой комнаты, он ослепнет, сойдет с ума! Он даже не смог заставить себя поцеловать Вику, неловко собрал свою одежду и едва удержался от того, чтобы ею не прикрыться, – Вика, наверное, рассмеялась бы. Она и так села и следила за его маневрами с веселым интересом.
– Ты уходишь? – спросила Вика, наклонив голову набок, и волосы блестящим потоком перетекли с левого на правое плечо – Валерий посмотрел.
– Нам надо поговорить, – проклиная себя, выдавил Валерий. – Я сейчас приведу себя в порядок и приду.
– Приходи на кухню, – назначила свидание Вика. – Очень есть хочется.
Оказавшись на своей половине, Валерий перевел дух. Он проклинал себя за идиотский порыв, прекрасно понимая, что Вика взяла на себя инициативу не случайно, она его как… как… А он не смог устоять. Ведь он не хотел, не собирался, ведь Вика давно уже не трогала его и не заводила. Раньше – да, он не мог пройти мимо нее, чтобы не задеть рукой, не прикоснуться губами, словно удостоверяясь каждый раз – это мое! И его с головой захлестывала волна счастья и желания. Но все прошло, ничего подобного он давно не испытывал по отношению к Вике, да и сейчас это было нечто другое, случайное, стыдное. Не так, как с Лерой. Лера… Ведь у него теперь есть Лера, ее подарочный танец живота, его собственный, никогда раньше не испытанный дикий восторг, сорвавший с места… и ложбинка на загорелой спине!
Напялив на себя домашние джинсы и футболку, полный решимости, он появился на кухне, где Вика, прислонившись к плите, ложкой черпала что-то из блестящей серебряной кастрюльки и отправляла в рот, и даже это сомнительное с эстетической точки зрения действие у нее получалось грациозно и красиво. Слава богу, она была одета, хотя и с вопиющей небрежностью, но все же.
– Вика, послушай… – откашлявшись, начал Валерий. – Я собирался тебе сказать…
– Да? – отвлеклась от кастрюльки Вика и посмотрела на него с улыбкой. Похоже, настроение у нее было отличное, чего нельзя было сказать о Валерии. – Хочешь? – она протянула ему свою ложку. – Нет? А вкусно! Ну что, что?
– Вика… Нас с тобой уже давно ничто не связывает, кроме штампа в паспорте.
Фраза была пошлой, из кино, и они оба это сразу поняли. Черт, как неловко! Ну почему, почему ему всегда так неловко в Викином присутствии: он все время как будто сдает экзамен, а она, улыбаясь, оценивает и наблюдает – ну-ну, старайся, у тебя должно получиться, ты сделаешь это! Ему неловко с ней наедине, когда они играют роли любящих супругов, неловко на людях, потому что Вика мгновенно оказывается в центре внимания, и он вместе с нею, при ней. Он всегда физически ощущал, как вокруг Вики сполохами вспыхивают восторг, ревность, зависть. Когда-то, в начале их романа, ему это льстило, но с годами он незаметно для себя превратился из завоевателя в бюргера. Хочется уже не походов и турниров, а сосисок с капустой под пиво, розовощеких проказливых деток, тихого вечера у камина и жены под боком.
– Ничего? – расширив глаза, удивилась Вика. – А это?
Она смотрела ему в глаза, по-прежнему улыбаясь, как добрая учительница смотрит на нашкодившего мальчишку, которого и надо бы отругать, да ведь он сам не ведает, что творит, дурачок. Валерий не выдержал этой ее улыбки и сказал совсем не то, что хотел.
– Когда Тема приедет на каникулы? Ты звонила в школу?
– Это у нас каникулы, а они круглый год заняты, – Вика вновь занялась кастрюлькой. – Мы же сами хотели поехать к нему на Рождество.
– Когда?! Сегодня двадцатое августа!
– Ну, я не знаю… Съезди с ним на море, если его там отпустят. Он будет рад.
– А ты?
– Ты забыл, что в коттедже ремонт? Я каждый день встречаюсь с дизайнером, и за бригадой надо следить, работнички-то сейчас еще те.
– Вика, а зачем нам коттедж? – начиная заводиться, поинтересовался Валерий.
– Отдыхать.
– Ты устала?
– Валера, ну что ты злишься? Ты же понимаешь, что так полагается. Человек твоего положения должен иметь машину определенной марки, квартиру в определенных домах, костюм, часы, галстук… Это же не прихоть, надо, чтобы окружающие тебя нормально воспринимали, чтобы тебе доверяли.
– Жену я тоже должен иметь определенной марки? Класса люкс, такую как ты?
– А чем я тебе плоха? – не стала обижаться Вика. – По-моему, у тебя отличная жена.
В подтверждение своих слов она уселась на табуретку и, подняв повыше ногу, продемонстрировала ее красоту и совершенство, не обращая внимания на съехавшую полу и без того коротенького шелкового пеньюара. Но Валерий уже не понимал шуток и готов был идти напролом.
– Вика, я намерен с тобой развестись.
В кухне повисло молчание. Валерий ждал, совершенно не представляя, какая реакция может
