вновь сделалось непроницаемо.
Он схватил руку профессора и до боли сжал ее.
IX. Ушканьи острова
Они отплыли от полуострова Святой Нос рано утром.
Погода благоприятствовала путешествию. Дул попутный «баргузин»[13] . Созерцатель скал сидел у руля. Лодка прекрасно шла под парусом.
Через час пути ветер стих. Аполлошка и Федя взялись за весла.
Но и на веслах «Байкалец», как назвали они свое судно, хорошо показал себя.
Вместе с путешественниками ехал и баклан.
– А как же Каракалла остался один? – спросил Созерцателя скал профессор.
– О, ничего! Он отлично привык к тунгусу. Немного поскучает, конечно, но что ж делать! Каракалла, как все кошки, не любит воды, и захватив его, я не доставил бы ему удовольствия. Зато мой Фридрих – настоящий моряк, – ласково погладил он баклана, важно сидевшего возле него на борту.
– Ты бы летел, братец! Зачем везти лишний груз? – шутливо спихивал птицу в воду Аполлошка.
Но Фридрих сердито шипел, дыбил перья, огрызался и делал вид, что хочет клюнуть.
– С нами Крак, ручной ворон, всегда путешествовал, – сказал Тошка. – Такой же хулиганистый малый. Фридрих все манеры его перенял. Только Крак нырять не умеет. Если бы его познакомить с Фридрихом, он бы научился. Зато он может кудахтать по-курячьи и лаять по-собачьи.
Оба вузовца, вероятно, по симпатии к Краку, особенно любили и баловали Фридриха.
Когда «Байкалец» проходил в одном месте мимо гряды камней, Аполлошка и Федька, видевшие лучше других, обратили внимание, что вдали на волнах то появляются, то исчезают какие-то черные предметы.
Профессор взял бинокль.
– Это интересно! – воскликнул он через минуту.
Стараясь не шуметь веслами, гребцы погнали лодку к гряде камней. Скоро они увидели любопытное зрелище.
Показывая то голову, то спину, странные животные ныряли около скал. Но рассмотреть их подробней в волнах оказывалось невозможно. Когда лодка приблизилась к скале, им посчастливилось увидеть на плоском камне старого большого зверя, гревшегося на солнышке.
– Нерпа, – сказал Созерцатель скал.
Это было странное, на взгляд человека, никогда не видавшего морских животных, существо, похожее одновременно и на четвероногое и на рыбу. Ростом животное было с человека, все покрыто небольшой светло-желтой шерстью. Короткая маленькая, по сравнению с туловищем, морда с толстой верхней губой и щетинистыми усами, большие темные глаза, толстая шея, туловище, равномерно утончающееся от плеч к хвосту. Животное упиралось в скалу передними не то лапами, не то толстыми плавниками. Задние ласты лежали вместе и напоминали издали рыбий хвост. Возле него ползало два молодых серебристо-серых детеныша. Зверь лежал совершенно неподвижно, так что неопытных людей взяло сомнение, жив ли он. Но в этот момент усатая морда широко зевнула. Животное повернулось боком к солнцу, лениво прижав ласты к груди. Оно могло лежать так, поворачиваясь с боку на бок, целыми часами.
Лишь только лодка подошла ближе, оно мгновенно вместе с детенышами юркнуло в воду.
Остальные звери не особенно боялись путешественников, очевидно, не были напуганы судами, которые здесь проходят редко. И профессор, и ребята издали долго рассматривали игравших диковинных морских зверей.
Они ныряли, кувыркались, прыгали из воды чрезвычайно легко, несмотря на свою неуклюжесть, кидавшуюся в глаза, когда они выходили на скалы. Профессор сказал, что байкальские тюлени, нерпы, как их зовут здесь, или хэп по-бурятски, в своей стихии настоящие акробаты, превосходные пловцы и ловят рыбу с необыкновенным проворством. Здесь, в северо-восточной части, они водятся в огромном количестве, на юго-западе их трудно встретить. Осенью они часто стадами заходят в Чивыркуйский залив и находятся здесь до морестава. Около Святого Носа и Ушканьих островов их излюбленные места (лежбища) для выводки детенышей. Зимой они держатся около «пропарин», или трещин во льду, и весной приносят детенышей. Живут семьями от трех до восьми штук.
– Чем они питаются? – спросил Аполлошка.
– Рыбой, водорослями, моллюсками, всякими водяными животными.
Попрядухин сообщил, что у знакомого охотника жила ручная нерпа. Она была величиной не более аршина, но съедала в день двадцать омулей. К своему хозяину она так привыкла, что выплывала на его зов, как собака.
– Их крестьяне здесь так и зовут «морские собаки», – заметил Созерцатель скал. – Когда неводили, мы не раз вытаскивали их в сетях вместе с рыбой.
– Однако на нерп здесь мы еще насмотримся. А ехать несколько часов осталось, – поторопил Попрядухин. – Надо пользоваться ветром.
Совет был благоразумный. Они повернули лодку. Парус тотчас надулся, и «Байкалец» стрелой полетел к Ушканьим островам.
– Хорошо идем! – весело кричал Тошка, пробуя рукой пену, струившуюся по бортам.
У Аполлошки глаза горели, кудрявые волосы раздувались, рубаха трепалась по ветру, как парус, взгляд восторженно устремлялся вдаль.
Теперь это был завзятый путешественник, какой-нибудь будущий капитан «Гроза морей», или «Пенитель волн».
