В эту минуту чье-то тяжелое тело обрушилось сверху ему на шею... В одно мгновение он ощутил удар, острую боль вонзившихся в шею зубов и услышал страшное рычание.
Урбужан судорожно дергался и бился лицом в снегу, будучи не в силах сбросить свирепого зверя.
Покончив с человеком, рысь с окровавленной мордой, страшная при луне, как кошмар, приблизилась к Созерцателю скал, лизнула ему руку и жалобно замяукала.
Созерцатель скал слабеющей рукой погладил друга-мстителя. Потом махнул рукой несколько раз в направлении юрты. Этим жестом Созерцатель скал обычно отправлял ее обратно с охоты с какой-нибудь добычей. Но теперь у Каракаллы в зубах ничего не было. И она недоумевала.
Созерцатель скал вынул платок, намочил его в крови, дал рыси в пасть и снова махнул рукой.
Рысь поняла. Огромный прыжок, затем другой, и она скрылась в чаще.
В лесу снова настала тишина. Луна светила на распростертых в снегу врагов. Один был мертв. Другой умирал.
Скоро Созерцателя скал из бессознательного состояния вывел рев медведя.
Стоял мороз градусов в сорок.
Успеет ли Каракалла добежать до юрты, поднять тревогу и привести помощь, или он прежде истечет кровью и замерзнет в снегу? Или медведь, либо волки разорвут его? Он знал, что рана очень серьезна. Он потерял много крови и ослабел.
Неужели ему суждено пасть от руки убийцы?
Мысли его путались.
Каракалла отомстил за него и за дочь... Дорогая Эмма погибла здесь на Байкале. Ну, что ж, значит – судьба...
Никто не узнает о гибели лейтенанта Краузе. Только Брат волка пожалеет его, баклан Фридрих, да Каракалла будет глухим жалобным мяуканьем выть над его трупом.
Железный человек готов был смириться. Он находил все это естественным и справедливым. Кара за ту роковую ночь в океане! Он хотел отвернуться от этих воспоминаний, но перед его слабеющим взором ожила незабываемая ночь, гигант-пароход, качающийся на волнах, музыка, женский голос, певший «Ave Marie». И они, крадущиеся к судну. Ему слышались содрогания подводной лодки. Вот глухо прозвучал выстрел...
Созерцатель скал открыл глаза.
Через несколько минут ухо его уловило приближающиеся шаги, тяжелое дыхание бежавшего человека.
Быстро вылетел из чащи Каракалла. За ним показалась скуластая физиономия тунгуса.
Он пришел вовремя.
В кустах раздался жалобный вой волков.
IX. Ушканьи острова
Однажды после лютых ветров к вечеру настал полный штиль. Ночью грянул мороз до сорока градусов.
Наутро, проснувшись, обитатели плавучего острова почувствовали, что случилось что-то. Не знали что, но ясно ощущали что-то новое, необыкновенное.
Вошел заиндевевший Тошка.
– Ну, паря, студено! – крикнул он, садясь на скамью.
Все вдруг поняли, в чем состояла эта новость. В ушах не было постоянного шума прибоя. Стояла небывалая тишина. Волны наконец «схватило» морозом.
– Наше плавание кончено, – торжественно сказал профессор. – И знаете, где мы находимся? Я сейчас определял.
– Где?
– 108° восточной долготы и 53° северной широты.
– Около Ушканьих?
– Не может быть!
– Факт!
– Это для нас чрезвычайно удобно. Все коллекции с нами. Можно немедленно нагрузиться, и, если в доме смотрителя все в порядке, нам остается только перевезти вещи.
Все пришли в восторг.
Действительно, к вечеру байкальские робинзоны, окончив скитания, перебрались в дом нового смотрителя маяка.
– Байкал вас обратно привел сюда, – с серьезным видом сказал старик-смотритель. – Значит, вам не следовало уезжать.
Профессор грустно улыбнулся.
На Байкале началась зима.
В первый же вечер грянул такой взрыв, что дрогнул остров и дом тряхнуло, как в землетрясение. Ребята, в чем были, выскочили во двор.
