расскажите нам, что оно собой представляет. Никакого давления на вас не будет оказываться, план рассказа ваш… Потом… несколько дополнительных вопросов, и все. Как у него задача? — спросил Евгений Леонович у аспиранта.
— Решена, — кивнул аспирант, просматривая Колины записи. — Да и другие вопросы у него в порядке; написано, во всяком случае, правильно.
— Солнце, — начал Коля, — большой газовый шар. Очень большой и очень горячий… В нем происходят термоядерные реакции, идущие при очень высокой температуре… Сама поверхность Солнца имеет температуру в шесть тысяч градусов.
— А что за реакции идут на Солнце? — спросил Евгений Леонович. — Простите, вас пока не раздражают мои вопросы?
— Нет, не раздражают, — серьезно и резко ответил Коля. — А реакции там примерно те же, что и в водородной бомбе. Четыре протона соединяются в ядро гелия, два из них, конечно, теряют заряды и превращаются в нейтроны. Эта реакция идет с выделением огромных количеств энергии…
— Так прямо и соединяются протоны в ядра гелия?
— Нет, не прямо. На Солнце идут реакции, в которых принимают участие и ядра углерода, и азота, и других элементов. Реакция идет как бы по замкнутому кругу.
— Позвольте еще один вопрос… По-вашему выходит, что достаточно нагреть атомы элементов до температуры в несколько миллионов градусов, и пойдет реакция?… Следовательно, Солнце светит и греет потому, что в его глубинах идут термоядерные реакции, а реакции идут потому, что Солнце светит и греет. И получается замкнутый круг. Вы его видите?
— Вижу, получается. Но эти термоядерные реакции не всегда шли на Солнце… Было время, когда и Солнца не было…
— И как же оно «зажглось»?
— Собрались вместе миллиарды миллиардов атомов, и оно не смогло не зажечься.
— Это любопытно, любопытно… По-вашему выходит, что все дело в массе?
— Конечно, в массе. В атомной бомбе взрыв происходит тогда, когда соединяются две половинки заряда из уранового горючего, когда они вместе составляют критический объем…
— Странно… То вы возражаете против внепрограммных вопросов, а когда вам предоставляется свобода выбора, забираетесь в дебри, такие дебри, что даже я… Интересно только, откуда у вас эта мысль о том, что вот собрались атомы, а когда собрались, тогда и зажглись?
— А как же? Количество переходит в качество, там, где масса велика, происходят более частые столкновения ядер. Чем больше масса, тем больше будет давление в центре звезды и быстрые частицы не будут успевать рассеиваться… Для меня это ясно.
— Для меня не очень, не очень. Я, конечно, только профессор, только…
— Да, только, — сказал Коля. В его груди родилась ненависть к этому сладкому с виду и такому скользкому человеку. Он сказал: — Вот если бы вы были на Юпитере, то убедились бы сами…
— А вы были на Юпитере?
— Да, был. Там океаны замерзшего аммиака и метана, веществ, состоящих из водорода, азота и углерода, тех самых элементов, которые находятся в атмосфере Солнца. Но Юпитер живет, он и сейчас может выбрасывать спутников. Он вырвался сам из недр Солнца, но даже у него, гиганта, термоядерные реакции постепенно замедляются; он охладился, покрылся сжиженными газами, вязкими, темными, а когда светит Солнце, в них непрерывно струятся и сверкают испаряющиеся газы. Кажется, что вы погружены в кипящий красный сок. А Солнце там видно совсем маленьким, как горошина… Не больше горошины…
— Минуточку, — сказал аспирант, — не увлекайтесь, Ростиков!
— Нет, нет, не перебивайте, — сказал Евгений Леонович. — Не перебивайте, это интересно! Я узнал вас! Вы тот самый, — тогда, в клинике, проводили эксперименты с газоструйным генератором! Я знаю вас… Но почему другие планеты окружены другими газами?
— Они образовались в другое время, при других условиях, но и в атмосфере нашей Земли больше трех четвертей азота.
— Вы сказали, что остальные планеты возникли при других условиях. При каких же?
— Планеты вырываются каждый раз тогда, когда на Солнце происходит взрыв, когда изменяется тип ядерной реакции…
— Противоречие! Вы сами только что говорили, что термоядерная реакция соединения ядер водорода в ядро гелия идет по замкнутому циклу, вы выразились — «по кругу». Откуда же взрыв?
— Это все справедливо только для внешних слоев Солнца. В глубине Солнца условия другие…
— Итак, по-вашему выходит, что из Солнца вырвались все планеты. Вначале, по-видимому, Плутон, потом Нептун, Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Земля, Венера, Меркурий?
— Нет, не Меркурий…
— Почему?
— Не Меркурий!.. Меркурий — не планета. Меркурий только потом стал планетой.
— Ну знаете ли… «Меркурий — не планета»! Меркурий, к вашему сведению, обращается вокруг Солнца, период его обращения равен… ммм…
— Восьмидесяти восьми суткам, я помню, — сказал Коля. — Меркурии был спутником Венеры, таким же, как сейчас Луна у Земли.
— Вот как?
— Да, Меркурий был выброшен Венерой, но вблизи было Солнце, и оно, обладая в сотни тысяч раз большей массой, чем Венера, отобрало у нее Меркурий, и Меркурий стал планетой.
— Вы базируетесь на том, что Меркурии так же отражает солнечный свет, как и наша Луна? — задумчиво произнес Евгений Леонович. — Интересно, как в отношении плотностей? Вы не помните? — обратился он к аспиранту.
— У Меркурия 3,8, у Луны 3,3… В общем, близко. У Венеры и Земли плотности намного больше…
— Но он-то это откуда взял?! Нет, здесь не просто фантазия! Видимо, мой приятель Дмитрий Дмитриевич Михантьев напичкал его своими бреднями. Вы, вероятно, знаете Михантьева? Того самого, что сейчас работает по изотопическому составу метеоритов. Оригинал, единственный метеоритчик, который настроен против общепринятых гипотез. — Да, знаю, — сказал аспирант.
— Вот, можете полюбоваться на его работу. — Евгений Леонович указал на Колю. — Все, что мы здесь слышали, — это бредни Михантьева. Совсем недавно мне звонил один очень, очень уважаемый человек, бывший… гм… э-э… руководитель крупного института, и жаловался, что группа авторов, которыми верховодит Михантьев, донимает его проектом бессмертия человека. Вы только подумайте — бессмертия! Просто этак: пара ядерных реакций — и можно закрывать похоронные бюро. Вот его очередная жертва, этот бедный мальчик… Так вы утверждаете, что Меркурий имеет такое же происхождение, как и Луна? И на нем, вероятно, также есть кратеры?
— Возможно…
— Ах, на Меркурии вы не были? Представьте, и я, и я тоже не был. Кстати, в отношении кратеров на поверхности Луны у вас, вероятно, тоже своя точка зрения?
Коля задумался на мгновение, потом махнул рукой:
— А, все равно… Видели ли вы, как кипит манная каша, когда она загустевает? Вот так и Луна кипела, точно такие же кольца, как лунные цирки, образуются, и с выступом посередине.
Евгений Леонович улыбнулся, а аспирант оживился и сказал:
— Совершенно верно, и мне приходила эта мысль в голову. Образуются кольца, и потом каша…
— А потом ваша каша начинает плеваться! — взорвался Евгений Леонович. — Все ясно, все ясно! Это известная теория Менье — был такой французский ученый, анекдотическая теория! Он, конечно, не обладал, мягко выражаясь, эрудицией нашего абитуриента и нигде, нигде не писал, что речь идет о манной каше. Он просто говорил о том, что, по его мнению. Луна обладала тестообразной оболочкой и кипела, то есть то же, что мы сейчас прослушали. Давно-давно забытые бредни!!!
— Но почему? — спросил аспирант. — Почему вы так решительно отвергаете? Уж очень похоже на модель.
— Ну знаете ли, батенька, и вы туда же! Да как же можно проводить аналогию между кастрюлей с манной кашей и Луной? Масштабы, не те масштабы!
