Добравшись до старой каменной стены, которая отмечала конец верхнего пастбища. Ада снова решила отдохнуть. Это было приятное место, один из ее самых любимых уголков на ферме. Лишайник и мох росли на стене, так что она казалась очень старой, хотя это было не так. Один из старших Блэков, по- видимому, начал складывать ее из камней, когда пытался очистить поле под пашню, но бросил через двадцать футов — в этом месте стену продолжала изгородь из жердей. Стена шла с севера на юг, и на склоне солнечного дня ее западная сторона была теплой от послеполуденного солнца. Возле нее росли яблони с золотистыми, очень вкусными плодами, и несколько рано созревших яблок лежали в высокой траве. На сладкий запах гниющих яблок прилетели пчелы и жужжали в солнечном свете. Стена возвышалась не над широкой панорамой, а просто над тихим уголком лесистого участка, зарослями ежевики и двумя большими каштанами. Ада подумала, что это самое прекрасное место, которое она когда- либо видела. Она расположилась на траве у основания стены, свернула шаль как подушку и подложила под голову. Затем вынула из кармана книгу и начала читать главу «Как ловят черных дроздов» и следующую за ней «Как летают черные дрозды»[13].
Она полностью погрузилась в чтение, увлеченная рассказом о войне и беззаконных деяниях, пока не заснула в лучах клонящегося к закату солнца под жужжание пчел.
Она спала долго, и ей приснился сон, в котором она оказалась на железнодорожной станции среди толпы ожидающих поезда пассажиров. Посреди комнаты находился стеклянный ящик, и в нем стоял скелет человека, очень сильно похожий на анатомический экспонат, который она видела однажды в музее. Пока она сидела в ожидании поезда, ящик наполнился голубым свечением, свет разгорался медленно, как дрожащий фитиль в фонаре. Ада с ужасом наблюдала, как скелет оделся плотью, и, по мере того как это продолжалось, ей становилось ясно, что это ее отец.
Другие пассажиры в ужасе жались к стенам комнаты, но Ада, хотя также замирала от страха, подошла к ящику и, положив руку на стекло, стояла так в ожидании. Монро, однако, так и не стал полностью самим собой. Он оставался трупом, но одушевленным; кожа на его костях была тонкой, как пергамент. Его движения были замедленными, хотя он и предпринимал бешеные усилия, словно человек, борющийся под водой. Он прижался губами к стеклу и начал что-то говорить Аде необычайно серьезно и настойчиво. Он как будто пытался сказать ей самое важное из всего, что он знает. Но Ада, даже прижав ухо к стеклу, не слышала ничего, кроме неясного бормотанья. Затем раздался шум ветра, какой бывает перед грозой, и ящик вдруг опустел. Вошел кондуктор и пригласил пассажиров садиться в поезд, и Аде стало ясно, что конечным пунктом назначения будет Чарльстон в прошлом и что если она сядет на этот поезд, то приедет в свое детство, как будто часы отсчитают двадцать лет назад. Все пассажиры сели в поезд, они были веселы, махали руками из окон и улыбались. Обрывки песни донеслись из какого-то купе. Поезд покатил прочь, и Ада осталась одна на подъездном пути.
Она проснулась, когда небо уже потемнело. Ржавый маяк Марса сполз ниже линии леса к западу. Это подсказало ей, что, должно быть, уже за полночь, так как она отмечала у себя в дневнике, каким бывает его положение на небосклоне ранним вечером. Месяц стоял высоко в небе. Ночь была сухой и чуть прохладной. Ада развернула шаль и набросила ее на плечи. Раньше она, конечно, никогда не проводила ночь в лесу одна, но теперь вдруг поняла, что это не так страшно, как она думала, даже после ее ужасного сна. Луна струила изумительный голубой свет на леса и поля. Холодная гора казалась лишь тусклым темным пятном на фоне неба. Не слышно было ни звука, кроме крика перепелки где-то вдалеке. Она почувствовала, что ей совсем не обязательно спешить домой.
Ада сняла восковую затычку с горшочка с ежевичным вареньем, погрузила туда пальцы, зачерпнула ягоды и отправила их в рот. Варенье было не очень сладким и имело свежий и острый вкус. Ада сидела в течение нескольких часов, наблюдала за движением месяца по небосклону и ела варенье, пока маленький горшочек не опустел. Она думала о своем отце в том сне и о темной фигуре, которую она увидела в колодце. Хотя Ада любила Монро всем сердцем, она была странно поражена его появлением в ее снах. Она не хотела, чтобы он приходил за ней, не хотела следовать за ним так спешно.
Ада сидела довольно долго, наблюдая, как разгорается день. Вначале едва забрезжил серый свет, и потом, когда он окреп, стали вырисовываться очертания гор, оставивших темноту ночи в своих громадах. Туман, который цеплялся за их вершины, поднялся выше и растаял в тепле утра. На пастбище деревья отражались в росе, выпавшей на росшей поблизости траве, и казалось, что под ними залегла тень. Когда Ада встала, намереваясь отправиться к дому, аромат ночи все еще царил под двумя каштанами.
Дома Ада взяла переносную доску для письма и пошла к своему креслу у окна. Комната оставалась в полной темноте, но золотистое пятно утреннего света падало на доску, которую она положила на колени. Свет, проходя через окно, ложился яркими квадратами, и в светящемся воздухе парили пылинки. Ада положила лист бумаги на один из таких квадратиков света и написала короткое письмо. Она поблагодарила адвоката за предложение, но отклонила его на том основании, что в настоящее время у нее сложилось впечатление, что ее знаний для управления почти нулевым состоянием более чем достаточно.
В часы ночного бодрствования она обдумывала снова и снова открывающиеся перед ней перспективы. Их было не так уж много. Если ей удастся продать ферму и она вернется в Чарльстон, то те небольшие деньги, которые она сможет выручить от продажи фермы в эти тяжелые времена, когда покупателей почти нет, едва ли дадут ей возможность продержаться долго. Она вынуждена будет, когда кончатся деньги, обратиться к друзьям Монро и стать, по сути дела, приживалкой, предложив свои услуги в качестве домашней учительницы, или преподавательницы музыки, или кого-нибудь еще в этом же роде.
Либо это, либо замужество. Сама мысль о возвращении в Чарльстон в качестве отчаявшейся хищной старой девы была ей ненавистна. Ада представляла, как это будет. Истратив большую часть денег, она будет вести матримониальные переговоры с пожилыми — поскольку все мужчины ее возраста ушли на войну — и незавидными представителями определенного слоя чарльстонского общества, причем далеко не высшего. Все, что она могла себе представить, — это как она говорит кому-то, что любит, тогда как на самом деле имеет в виду, что он удачно подвернулся под руку. Эта мысль настолько подавляла ее, что она не могла даже при нынешнем ее положении вообразить свадьбу с таким мужчиной.
Если она вернется в Чарльстон при таких унизительных обстоятельствах, то вряд ли можно ожидать сочувствия, скорее, ее осудят, так как, по мнению большинства, она глупо потратила быстротечные годы расцвета, когда мужчины почтительно преклоняли колена перед леди, в то время как все общество внимательно наблюдало за продвижением девушек к замужеству, как будто на этом были сосредоточены все первостепенные духовные силы мира. Именно в этот краткий период друзья и знакомые Монро обнаружили у нее странное отсутствие интереса к этому процессу.
Ада почти ничего не предпринимала, чтобы преуспеть в этом, так как в узком кружке дамских гостиных на званых обедах, где те, кто уже состоял в браке, и те, кто еще находился в поисках супруга, обменивались колкими замечаниями, она была склонна высказываться в том духе, что ей так смертельно скучно с поклонниками — все их интересы ограничены делами, охотой и лошадьми, — что она чувствует необходимость повесить табличку при входе в дом: «Джентльменам вход воспрещен». Она рассчитывала на то, что такое заявление вызовет принципиальный ответ либо одной из самых старших дам, либо одной из дебютанток, желающих снискать расположение к себе среди тех, кто придерживался того мнения, что самым высшим предназначением замужней женщины является благоразумное подчинение мужской воле. «Замужество — это конечная цель для женщины», — говорила одна из них. И Ада отвечала: «И в самом деле. Можно с этим согласиться, по крайней мере, пока мы не вдумываемся в смысл слова „конец“, означающего последний период вашей жизни». Она наслаждалась молчанием, которое следовало за ее словами, когда все присутствующие пытались понять, соглашается она с ними или возражает.
Как следствие такого поведения у их знакомых создалось впечатление, что Монро воспитал какое-то чудовище, создание, совершенно не приспособленное для жизни в обществе, которое делится на мужчин и женщин. Поэтому никого не удивил, хотя и вызвал сильное негодование, ответ Ады на два предложения о браке в тот год, когда ей исполнилось девятнадцать: она отказала, объяснив позже, что обнаружила отсутствие у своих поклонников определенной широты в мыслях, чувствах и образе жизни. Это и было причиной ее отказа, а еще тот факт, что оба имели привычку придавать своим волосам блеск, смазывая их помадой, очевидно таким образом пытаясь компенсировать отсутствие блестящего остроумия.
Для многих ее подруг отказ от предложения руки и сердца, сделанного любым мужчиной со средствами, который не проявлял очевидной умственной отсталости, был если не невозможен, то по
