Джульет озадаченно подняла на нее глаза, и тут ее осенило:
— Хочешь, чтобы я сидела здесь до самого конца?
— Конечно, — прервала ее Рут и сердито спросила: — Опять надумала уходить? Еще три часа репетиции.
— Но… — начала было Джульет. Однако подруга не дала ей договорить:
— Ты обещала мне помочь. И ты способна мне помочь. Сегодня все идет намного лучше, чем в другие дни, когда я работала над «Большими надеждами».
— У меня есть кое-какие соображения по поводу сцены застолья. Но я могу все рассказать по телефону.
— У тебя появится еще больше соображений. Давай расставим все по своим местам: ты досидишь сегодня до конца. И придешь завтра. Ты мне обещала, что мы доведем эту вещь до ума.
Джульет не могла припомнить, что произносила именно такие слова, хотя и сказала что-то о помощи. Она закрылась в лицо руками, словно маленькая девочка, которая хочет спрятаться.
— Зачем ты меня соблазняешь, Рут? Знаешь сама — я хватаюсь за любой предлог, чтобы отлынивать от дела. Как алкоголик за бутылку!
— Да успеешь ты со своей книжкой.
— Лукавая! Лукавая! Изыди, сатана! — Только на прошлой неделе ее редактор Порция Клейн звонила, чтобы узнать, как продвигается «Лондонская кадриль». Джульет немного приврала, не упомянув, что у нее нелады с линией леди Портер, и прибавила к написанным пару ненаписанных глав.
— Пиши по утрам, — посоветовала Рут. — Я начинаю репетиции с двенадцати. А ты приезжай к часу или даже к двум.
Джульет почувствовала, что вот-вот сдастся. Внутренний голос соблазнительно нашептывал: «Кадриль» только выиграет, если на время от нее оторваться. Здоровое развлечение полезно для ума.
К тому же появилась интригующая задачка с тальком. В голове возникла картина: Нэнси Дрю[5] прыгает в свой спортивный «родстер». Нэнси Дрю не приходится сидеть в кабинете и сочинять чушь, которую говорят друг другу придуманные герои. Если кто-то хотел провалить Рут, если кто-то хотел навредить Мору — разве это не готовый сюжет? Надо всего лишь поближе познакомиться с танцовщиками, надо только кое-что выяснить…
— Что ж, несколько дней я, пожалуй, смогла бы приходить…
— Естественно. — Рут снова подтолкнула к ней баночку с йогуртом: — Давай ешь. Через десять минут вернутся танцовщики.
Через несколько часов после того, как Джульет вернулась из студии Янча домой, ей позвонила Рут сообщить, как дела у Антона. Викторин оказалась права: доктор Келлер подтвердил, что травма не затронула спину. Увы, он слегка потянул лодыжку и несколько дней не сможет танцевать. Из-за этого возникла жуткая проблема, продолжала хореограф, поскольку она назначила в три часа на ближайшую пятницу официальный прогон первого акта.
— Прогон? — переспросила Джульет, хотя у нее не было ни малейшего желания немедленно выяснять значение термина. Она успела переодеться в пижаму, устроилась с «Пляской под музыку времени» Энтони Пауэлла. И считала, что ее работа в качестве подмастерья Рут на этот день закончилась. — Перенеси день. Или обойдись без Антона.
— Все не так просто, — разволновалась Рут. — Прогон, — объяснила она, — это неофициальное выступление в студии перед небольшой аудиторией — своеобразный отчет о том, как продвигается работа. Он очень важен и для танцовщиков, и для хореографа, поскольку отдельные сцены впервые соединяются воедино. К тому же художники получают первый шанс увидеть постановку на сцене, переосмыслить и усовершенствовать свои задумки насчет декораций, костюмов и света. Руководители студии, столь опрометчиво решившие поставить в этом сезоне на «Большие надежды», будут судить, как продвигается работа, и, если останутся довольны, выделят средства и станут помогать хореографу. Если же нет… — Рут вообще не хотела об этом думать. Короче, прогон был для нее жизненно важным мероприятием — как формально, так и с точки зрения дела. Так что второй состав ее не устраивал.
Но с другой стороны, она уже пригласила пару дюжин чрезвычайно занятых людей (художника по костюмам с ее командой, декоратора, осветителя, американского помощника композитора) — и каждый выкроил время в своем расписании, чтобы присутствовать.
— Выкроят другое, — предположила Джульет, лениво скользя глазами по строкам Пауэлла. Что это за понятие такое — «занятые люди», к которому так часто прибегала ее подруга?
Наконец, позаламывав как следует руки и повсхлипывав «тебя-бы-на-мое-место», Рут согласилась, что прогон необходимо перенести. Подруги распрощались, а на следующий день в студию призвали Гретчен Мэннинг, которая звонила и перезванивала приглашенным; в конце концов прогон удалось отодвинуть на следующую среду.
Между тем репетиции продолжались, и, верная слову, Джульет приходила в зал. Первое, что она делала, когда входила в репетиционную, — принюхивалась к ящику с канифолью. Но попытки подсыпать туда опасный порошок не повторялись. На следующий день после травмы явился Антон с плотно перебинтованной лодыжкой, опустился на излюбленное место рядом с роялем и стал наблюдать, как буквально и фигурально на первое место поднялся Харт Хейден. В паре с Электрой он наслаждался безграничным вниманием Рут, а Кирстен Ахлсведе, временно танцевавшая с третьим Пипом — постоянным солистом Ники Сабатино, стояла поодаль и повторяла их движения. Если Антон и был потрясен своим «падением», то никоим образом этого не показывал. Напротив, выглядел жизнерадостным, был профессионально сосредоточен и, казалось, совершенно не расстраивался, что Харт Хейден занял его место.
А Харт, как заметила Джульет, хотя и старался не меньше Антона и был таким же предупредительным, обладал совершенно иной манерой. Если тот улыбался даже во время сложных поддержек, то теперешний Пип оставался совершенно серьезным. Лицо бесстрастное, словно танцовщик — или герой? — размышлял о чем-то своем. Казалось, Харт черпал силу в некоем глубоком внутреннем колодце. И вместе с тем он то и дело предлагал Рут решения, привнося кое-что свое. Танцевал он восхитительно. То притягательное очарование, которое Джульет ощутила во время их беседы, теперь воплотилось в работе, с каждым па, с каждым движением Пип становился все более живым — нетерпеливым, невинным, страстным.
Первую половину дня Рут корректировала сцену рождественского застолья в соответствии с тем, что предложила Джульет («Ты права, юмор здесь мешает!» — почти радостно воскликнула она в ответ на критику подруги). Затем перешла к дуэту Пипа и Эстеллы, который следовал за па-де-труа «Подглядывающий Пип». Джульет продолжала наблюдать, хотя меньше за Рут и ее успехами, чем за репетиционной в целом. Ее беспокоило, что пришлось бросить леди Портер и лорда Саффилда на середине беседы. Но из головы не выходили «Большие надежды»: Джульет не могла смириться с тем, что кто-то решил напакостить Рут, и накануне, лежа в постели, в который раз прокручивала в уме сцену толчеи после той репетиции, представляла круговерть танцовщиков между уходом хореографа и минутой, когда в зале никого не осталось. За это время многие успели пройти мимо ящика с канифолью.
Дуэт Пип — Эстелла Джульет смотрела со всевозрастающим вниманием. Странная получилась сцена — Пип демонстрировал в танце то страх, то восхищение Эстеллой, она же оставалась непроницаемо надменной (и отсюда в голову пришло название «дуэт притяжения-отталкивания»). Лили Бедиант сидела в углу, подтянув к груди колени, и фиалковыми глазами уныло следила, как работают Харт и Электра. Она не была занята ни в одной из сцен. По меньшей мере недовольна, что напрасно теряет время, решила Джульет.
Глядя, как Харт Хейден экспериментирует с левой ногой партнерши, забрасывая ее себе на плечо, Джульет ощутила, что ее собственная левая нога затекла. Она решила выползти из зала и немного побродить по зданию. Прохлада коридора показалась большим облегчением, и, останавливаясь время от времени, чтобы покрутить бесчувственной ногой, Джульет забралась на второй этаж.
Здесь она оказалась в «муравейнике» крохотных комнатушек, которые служили кабинетами инструкторам и сценической команде. Сунула голову в одну из них, где были собраны партитуры и либретто, пробежала глазами стенды, увешанные расписаниями ролей и балетных вакансий. Наконец, устроившись в
