И я знал еще, что Чад безнадежно избалован нашей мамой и не допускал для себя отказа ни в чем.
— И это все?
Роури покачал головой.
— Почти!
— Тогда продолжай! — горько рассмеялась она.
— Тебе будет неприятно это услышать, — предупредил Роури.
Ее изумрудные глаза метали зеленые молнии.
— Но я уже большая девочка, Роури. Я выдержу.
— Я думаю, Чад хотел жениться на тебе, потому что ты была недоступной.
— Но это нелепо! — нахмурилась Энджел. — Как я могла быть недоступной, если согласилась стать его женой?
— Я полагаю, были некоторые условия, которые ты соглашалась выполнить только после того, как выйдешь за него замуж, не так ли?
Энджел оцепенела.
— Что ты имеешь в виду?
Роури сжал губы.
— Я говорил, что тебе это не понравится…
— Неважно, продолжай!
— Думаю, ты отказывалась заниматься с ним любовью до тех пор, пока вы не станете законными супругами. И думаю, что Чад считал это одной из тех вещей, которую нельзя купить за деньги, — закончил Роури с неохотой.
Энджел машинально насыпала в чай три полных ложечки сахару — в три раза больше, чем клала обычно. Она была так ошеломлена, что едва стояла на ногах и медленно мешала чай в полной тишине, пока он не остыл. Потом все так же машинально выпила половину чашки и подняла на Роури помертвевшие от боли зеленые глаза.
— Чад так и сказал тебе? — спросила она с ужасом. Голова у нее кружилась, она не могла поверить, что он мог говорить о столь интимных вещах.
Роури покачал головой.
— Нет, он ничего такого не говорил.
— Но если Чад не говорил тебе, что я была девственница, как ты мог об этом узнать? Это тоже твой опыт наблюдения за людьми, Роури?
Его губы дрогнули. Он, казалось, колебался.
— Со мной редко бывает, что я не могу найти слов, но этот вопрос я не стал бы поднимать. Раз уж ты спросила, я отвечу. Твоя невинность была совершенно очевидна, она образовывала ауру вокруг тебя.
Слова были довольно лестны, не могла не признать Энджел, хотя и с неохотой.
— Это редкость для женщины в твоем возрасте!
— Но мне было всего двадцать лет! — воскликнула Эпджел.
— Все равно, это редко встречается, — тихо сказал Роури. — Особенно среди женщин, с которыми Чад, да и я обычно имеем дело.
Теперь она смутилась!
— Но если дело было в этом, почему ты возражал, Роури? Разве невинность — это не прекрасное качество?
Он покачал головой. Его брат мертв. Зачем сейчас объяснять? А сокровища все равно уже разграблены без истинного понимания их красоты.
— Я просто думал, что вы не подходите друг другу, — повторил он осторожно.
— Я понимаю.
— И я был прав, — добавил он уже спокойнее. — Ведь так?
— Да, ты был прав! — Энджел смотрела на него напряженно. — И тем не менее ты хочешь, чтобы я бросила все и отправилась с тобой в Англию воспитывать твоего племянника. Но почему? Почему бы тебе не найти кого-нибудь в Лондоне, кто просто будет выполнять свою работу, не причиняя тебе боль?
Слабая улыбка мелькнула на его губах.
— Как ты собираешься причинять мне боль?
Но она постаралась не поддаться его обаянию.
— Ты знаешь, что я имею в виду, Роури, — упрямо сказала она. — Не уходи от ответа.
Он отсутствующе погладил ребенка по макушке.
— Хорошо, я скажу. Я зову тебя, потому что ты любишь детей, но главное — я думаю, что ты будешь обращаться с этим ребенком нежнее и бережнее, чем кто-либо еще.
— Поскольку я была женой его отца?
— Именно так.
— А как же моя жизнь здесь?
Роури окинул взглядом большую старомодную кухню. В ней было тепло и уютно, соблазнительно пахла выпечка, и Энджел стояла посреди нее, словно бесплотный дух, смертельно бледная в своих траурных одеждах. Он нахмурился. Глупо, нелепо запереть юность и красоту в этом Богом забытом месте. И хотя это он просит Энджел помочь ему, но, может быть, в то же время он спасает ее от столь безрадостной судьбы?
— Ты сбежала в Ирландию, когда твой брак развалился. И ради чего? Чтобы состариться раньше времени, разнося подносы с чаем для туристов? Бегая с поручениями по гостинице? Чувствовать себя неудачницей, потому что от тебя сбежал муж? Неужели это все, чего ты хочешь от жизни, Энджел?
Его слова звучали так жестоко.
И так правдиво.
От унижения и обиды она набросилась на него в ответ:
— Но теперь я не просто женщина, которую бросил муж, ясно? Чад мертв, а я его вдова, как ты сам справедливо заметил, Роури. Неужели это не даст мне то уважение, которого, как ты считаешь, мне недостает?
Если она ожидала встретить хоть каплю сочувствия, то ошибалась.
— Тот факт, что ты вдова, — чисто формальный, — сказал он холодно. — Это только слово, не больше. Слово, которое ты, без сомнения, используешь, чтобы спрятаться от проблем. И это очень могущественное слово, Энджел, на позволяй себе заблуждаться относительно него. Некоторые женщины используют его как щит, чтобы держать весь мир на дистанции. И я предсказываю, что именно это и случится, если ты останешься здесь.
Она чувствовала справедливость его слов, но не могла удержаться от возражений.
— Ну, и что ты мне предлагаешь? Такой маленький ребенок требует постоянного внимания. И кто бы ни занимался его воспитанием, он очень скоро сильно привяжется к малышу, а тот — к своему воспитателю.
— Но в этом нет ничего плохого…
Энджел возмущенно покачала головой.
— А сколько тебе лет?
Роури нахмурился.
— Тридцать четыре. Какое это имеет значение?
Энджел строго поджала губы.
— Ты женат?
— Конечно, нет! — вырвалось у него. — Стал бы я умолять тебя о помощи, если бы у меня была жена!
— А что будет, когда ты наконец встретишь женщину своей мечты и решишь остепениться? Она не захочет делить ни тебя, ни ребенка с кем бы то ни было. Захочет, чтобы это был ее ребенок, а меня просто выбросит!
Как только эти слова слетели с ее губ, Энджел пожалела о них. Она говорила так, словно заведомо чувствовала себя жертвой, а эту роль она не собиралась играть ни под каким видом.
— Нет! — покачал головой Роури. — Послушай теперь меня, Энджел. Никто не может заглянуть в
