5
Майк Мак-Дрю помогал Марджори одеваться. Он сам в этот момент был еще не совсем одет — его брюки висели, аккуратно переброшенные через кресло, но девушке нужно было помочь, и конечно же, ему приятно оказать эту услугу.
— А где же крючок, милая? — мягко спросил Тигр, возясь с ее блузкой.
— О, черт! — пробормотала она со смешком. — Ты когда-нибудь отыщешь его?
— Это, в конце концов, не самая важная деталь туалета, правда же, дорогая? — Он также мягко рассмеялся.
— Конечно же, нет, милый, — вздохнула она. — Послушай, я не слишком громко кричала? Я думаю, было слышно… Кто-нибудь?.. — добавила она почти шепотом.
— У-гу. Нет, не очень. Ты же знаешь, что мой кабинет звуконепроницаем. — Он кашлянул. — Практически. — Он усмехнулся. — А где же теперь?..
— Ну, нашел?
— Да, милая.
Она повернулась к нему лицом, вся теплая и сияющая.
— Надень же мне поскорее трусики, Тигр, милый… — Она подшучивала над ним.
— Ты мне разрешишь это?
— Конечно.
— Для меня это большая честь.
И они оба мягко рассмеялись.
Теперь Тигр натягивал на себя брюки, напевая тихую мелодию, заправил в них рубашку, продолжая мурлыкать привязавшуюся песенку. А Марджори подошла к зеркалу и начала приводить себя в порядок. Она причесала волосы, подкрасила губы, напудрила лицо.
— Ты не слышал какой-то шум в коридоре? Топот ног? — поинтересовалась она как бы между прочим.
— Возможно, ученики переходили в другой класс, — сказал он, не придав этому никакого значения.
Марджори вздохнула, стоя перед зеркалом. Она поймала отраженный в зеркале взгляд Тигра. И тепло улыбнулась ему в ответ.
— Застегни мне молнию на ширинке, — шепотом попросил Тигр.
— Ах, черт, совсем забыла. Прости, Тигр… милый…
Она подошла к нему, вся теплая и нежная, встала перед ним, глядя на него снизу вверх, хитро наморщив свой прелестный носик.
— Ну, давай…
— Когда мы с тобой еще встретимся? — сказала она, опускаясь перед ним на колени, взялась за молнию, слегка ее потянула, а затем передумала, ее рука скользнула в брюки через расстегнутую ширинку, ласково и нежно касаясь уже усмиренного пениса.
— 0-го! — сказал Тигр.
— Тигр, милый!..
— Не надо…
— Позволь мне…
— Не сегодня…
— О, дай мне поиграться…
— Встань же, милая…
— Какой он у тебя миленький…
— Ты моя малышка…
— Я уже не малышка…
— Нас ждет работа…
— А разве мы?..
— Давай, поднимайся, милая, — сказал Тигр твердо.
Она серьезно глянула на него, потом недовольно надула губки и медленно отняла руку от любимой игрушки.
— Ты уже готов снова трахаться, — прошептала она восхищенно. — Очень легко возбуждаешься.
— Только не сегодня, — твердо стоял он на своем.
— О, милый, — она слегка рассердилась на него.
— Застегни молнию на ширинке, — прошептал он. — Милая. Она медленно застегнула брюки. Теперь он был полностью одет. Он улыбнулся ей.
— Ну, вот и все, — сказал он, тронув ее лицо, пробежав пальцами по ее щекам. Она в это время смотрела на него слегка обиженным взглядом, немного огорченная, но она по-прежнему улыбалась.
— Ну, а теперь скажи, где мы с тобой остановились? — спросил он, повернувшись к столу и обозревая бумаги. — Пойдем дальше… — произнес он почти про себя, направляясь к письменному столу.
6
Понс чувствовал себя очень несчастным. Ему было стыдно за свою беготню по школьному коридору с дикими воплями, ему было стыдно за многое другое, что произошло с ним в этот злосчастный день. Как ни скверно было на душе, он раз за разом мысленно спрашивал себя: выскочил бы он из кабины туалета так же стремительно и выл бы так же истошно, окажись на месте мистера Маммера кто-нибудь другой? Чем больше он думал об этом, тем лучше осознавал необходимость и неизбежность именно такого своего поведения. Весьма вероятно, что он заранее спланировал, что будет делать, еще до того, как дверь открылась и он увидел вошедшего. Но поступил бы он точно так же, окажись за дверью, скажем, Тигр или мистер Криспвелл… или кто-нибудь еще… вместо Маммера? Понс размышлял над всем этим — несчастный, жалкий, униженный, раздавленный. Маммер был в его воображении чем-то несомненным и неоспоримым. И был он, конечно же, всего лишь последней каплей, которая и вызвала такую бурную реакцию Понса. Тут уж у него никаких сомнений не было. В воспоминаниях он погрузился в еще более отдаленные времена. Он вспомнил, как в конце прошлого семестра, случайно зайдя в туалет, он повстречал там Маммера и узнал о нем нечто постыдное, что очень обескуражило его, озадачило и даже напугало: мужчина предложил ему… короче, сделал ему грязное, постыдное предложение, причем, в такой завуалированной форме, что Понс не сразу допер, что к чему, пока не стало поздно. Хотя до дела не дошло, так как он в конце концов понял, что хотел от него этот педераст, и сумел во время уйти, неоскверненный и неразвращенный, незапачканный. Он постоянно думал об этом грязном случае, как будто погружался в мусорную яму. Он не сказал о случившемся никому, так как раньше не слышал ничего порочащего Маммера, если не считать помешательства того на стремлении внедрить в их школе обучающие машины или программное обучение. Маммер был настоящим фанатом этих новомодных новаций в образовании, против которых резко выступали Понс и Тигр. Ему еще хотелось знать: почему Маммер выбрал именно его? Что во мне особенного? Думал Понс. Почему он выбрал именно меня? Это весьма тревожило Понса, но он никогда и ни с кем не поделился своей тревогой, так как ему было чрезвычайно стыдно. Со временем все это начало забываться, хотя он теперь старался обходить Маммера за милю. Общаться с ним, конечно же, приходилось на уроках тригонометрии. И вот опять эта встреча в туалете… Таков уж у него, Понса, непреклонный характер: он почти что желал не то, чтобы непременно убить Маммера, но, по крайней мере, сломать ему парочку ребер, или проломить череп, например. А что теперь ему делать? Рассказать о нем полиции? Или кому-нибудь еще? А что, если Маммер и есть убийца? Разве не может такой извращенец убить девушку? Каков ловкач! Понс взвешивал все
