У Макэлроя не было ответов на эти вопросы.
Но, с другой стороны: «У него «калашников». Он в мусульманском, конкретно, в арабском платке. У него микрофон с наушниками, пистолет, нож, как и у остальных, кого я видел. Это террорист, иначе быть не может, это единственное разумное объяснение».
«Нужно его убить, – подумал Макэлрой. – Нужно убить его быстро, пока снова не начались судороги».
Он чуть переместил винтовку, опуская дуло с учетом того, что неизвестный медленно продвигался вперед, почувствовал, как спусковой крючок напрягся, сопротивляясь легчайшему нажатию указательного пальца, и как раз в это мгновение четыре прямых угла перекрестия застыли на лбу азиата – идеальный прицел.
Винтовка выстрелила сама собой.
Стрельба от первого лица в своем апогее. Абсолютная реальность и логическое завершение. Конец пути.
Он наблюдал на большом экране за седьмым номером. Он понимал, что ему нужно следить за остальными мониторами, просматривать этот пассаж и ту лестницу в поисках любых отклонений, возможной угрозы, опасности, медлительности и расслабленности в действиях ребят, но он не мог оторваться от этого экрана.
На всех автоматах втайне от их обладателей были установлены миниатюрные видеокамеры, закрепленные под самым дулом, и каждая камера посылала в реальном времени изображение через сеть Wi-Fi торгового комплекса. Все эти изображения поступали к нему в штаб и выводились на большие экраны, которые заполняли всю стену рядом с мониторами системы видеонаблюдения. Картинки, картинки, повсюду в этой погруженной в полумрак комнате, заполненной свечением мониторов, превращающих все вокруг в голубовато-серое сияние, что только еще больше усиливало сюрреалистическую реальность этого пространства.
Разумеется, изображения с видеокамер на автоматах поступали на карту памяти ТБ-6 и записывались на ней, но он мог выбирать повтор и снова раз за разом воспроизводить понравившийся отрывок.
И вот сейчас он просматривал картинку, отснятую седьмой камерой, наверное, уже в четырнадцатый раз подряд. Этот автомат держал в руках Махир, самый зрелый и самый надежный из всех боевиков – тот, который убил Санта-Клауса. Дрожащее видеоизображение застывало не сразу, но даже когда дуло обводило заложников, выбирая наугад пятерых обреченных и выхватывая их из толпы в мельтешении абстрактных силуэтов и черно-бело-серых образов, можно было отчетливо разглядеть некоторые кадры: выражение ужаса в глазах женщины, угрюмый опущенный взгляд старика, тупое безразличие на лице ничего не понимающего подростка. Затем картинка снова становилась смазанной: Махир выводил их на расчищенный пятачок и ставил на колени. Пока что никто еще не догадывался о том, что будет, потому что это выходило за рамки их понимания. Америка еще не успела познакомиться с той бессмысленной жестокостью, таким презрением к человеческой жизни, свойственным борцам за веру. Ах да, конечно, две тысячи девятьсот человек во Всемирном торговом центре, но то была безликая цифра, не имеющая конкретного смысла. Смерть же этих пятерых окажется гораздо более ужасной и навечно запечатлится в западном сознании, когда новость попадет во Всемирную паутину. Однако это случится еще только через несколько дней.
Итак, вернемся к настоящему. Пять человек, стоящие на коленях, опустив руки. Махир замирает на месте, дуло его автомата больше не мечется по всему комплексу, и нечеткость изображения уменьшается до редких шальных электронов. Крошечная видеокамера взирает вперед из-под ствольной накладки и видит дуло как черный расплывчатый зубец в правом верхнем углу экрана, навечно закрепленный в изображении.
Женщина первая. Камера показывает крупным планом ее затылок, так как Махир буквально прижимает дуло ей к голове. Женщина даже не догадывается о том, что ей суждено войти в историю, и мирно ожидает избавления, которое никогда не наступит. Вспышка, изображение дергается, становится смазанным, облачко дыма – и картинка снова замирает, наполняясь светом, так как женщина падает вперед, чуть вздрагивает и застывает, мгновенно прекратив свое существование. Вместе с животной смертью тело перестает контролировать мышцы, они разом расслабляются, и женщина валится вперед, словно взорванное здание, прямо на пол. Входная рана почти не видна, потому что пуля прошла сквозь волосы, опалив их, раздвинув на мгновение, но они по-прежнему скрывают повреждения, полученные хрупким черепом.
Дуло поворачивается к следующей жертве, мужчине. Тот оглядывается на своего палача, и его глаза округляются от животного ужаса. Вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, изображение застывает. Мужчина валится вбок, из кадра. Дальше очередь молодой женщины, полностью погруженной в отчаянную молитву. Она вся съежилась, подбородок вибрирует в такт причитаниям о загробной жизни и взываниям к божеству, из которых состоит официальное обращение к высшей силе; затем вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, изображение застывает. Нечто необычное. Женщина не падает сразу, а по какой-то причине остается стоять на коленях еще секунду-другую, и только потом словно плавится изнутри, как будто ее сердцевина становится жидкой, и буквально отлетает вперед.
Четвертым идет старик, он пытается в гневе встать и наброситься на своего палача, поэтому камера дергается дважды – сначала когда Махир, как томагавком, оглушает старика дулом автомата, заставляя его снова опуститься на колени, и затем опять вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, скрывающее сам выстрел. Разочарование, потому что пуля попадает старику над ухом и опять исчезает в волосах.
Последний кадр лучше всего. Это подросток, скорее даже ребенок. Щуплый, светловолосый. Лет тринадцать-четырнадцать. Вспышка, изображение дергается и становится смазанным, облачко дыма, но голова взрывается, превращается в нечто настолько стремительное, что это даже не успевает запечатлеть видеокамера: это уже не голова, а какой-то разбитый, опустевший сосуд, начисто лишенный связи с представлениями об анатомии человека. Он лопается, однако кости подростка такие легкие, а мускулатура настолько несущественная, что его падение получается совершенно незрелищным.
Махир отступает назад и небрежно обводит дулом свою работу. На полу пять тел, оскверненных, лишенных всего человеческого, запечатленные жестокой черно-белой видеографией камеры, закрепленной на автомате. Махир обходит вокруг казненных, держа дуло направленным на них на тот случай, если потребуется сделать еще один выстрел, но все пятеро мертвы, застыли неподвижно, словно мешки с тряпьем, а позади на каменных плитах пола скапливается общая лужица крови, подпитываемая из пяти источников.
Сидя в окружении мониторов, Эндрю нажимает клавишу на клавиатуре и снова выводит на экраны изображение в реальном времени с видеокамер на дулах автоматов. Он вынужден признать, что эти камеры оказались совершенно бесполезными, если не считать редких, особых случаев, вроде того, за которым он только что наблюдал. В основном это мельтешение пола, поскольку ребята бродят туда и сюда, и иногда можно увидеть поникших заложников, объятых ужасом, или взглянуть вдоль пустынного пассажа, когда того или иного парня отправляют с каким-нибудь заданием.
Эндрю смотрит на часы. Пора.
Это было все равно что получить удар по голове лопатой для уборки снега. В первую очередь это была даже не боль, а шок, поскольку весь мир разлетелся на безумные осколки, память очистилась, а сознанием полностью завладело ощущение, которое лучше всего можно было описать словами: «Это еще что такое, твою мать?» Казалось, прошло несколько минут, прежде чем вернулась ясность мышления, а именно мыслью: «Я только что получил пулю в голову». Однако следующий логичный вопрос: «Почему я еще жив?» – так и не оформился. Вместо этого колени Рея подогнулись словно ватные, он распластался на полу в первобытной панике и быстро забился в какой-то закуток в стене, где ему пришлось делить несколько квадратных футов вместе с фонтанчиком питьевой воды.
Рей заставил себя все вспомнить: первым делом кто он такой, затем вспомнил, как тридцать один год
