Восемь Хакенов. Один кабинет
В этой комнате Гиацинт Нарциссович фон Хакен устраивал для своего царственного приятеля Петра Великого потешные пытки на лихих разбойниках, которых специально вылавливал к его приезду в местных малинах.
В этой комнате Конрад Гиацинтович фон Хакен резался в карты с соседями-помещиками. На кон ставились леса и угодья, ибо Конрад предпочитал земельную собственность рублям или инвалюте. За какую бы игру соседи ни садились — фараон, негус, сегун, — везучий предок выуживал у них десятки десятин, которые добавлял к родовому домену.
Конрад был занятной личностью. Когда он появился на свет, Гиацинту Нарциссовичу было уже за восемьдесят (матери Конрада было в пять раз меньше). Такая большая разница в возрасте не могла не сказаться на отношениях между отцом и сыном — все-таки адмирал родился еще в 1668 году. Вдобавок у Конрада и Гиацинта были совсем непохожие характеры. Адмирал был человек спокойный, даже, можно сказать, степенный, и слыл вальяжнейшим вельможей волости. Другое дело его сын.
От природы вспыльчивый — в детстве он запорол не одну няньку — Конрад редко показывался на людях без пены на устах. Отец записал его во флот в надежде, что со временем из него тоже выйдет адмирал, но любовь к азартным играм неблагоприятным образом сказалась на карьере темпераментного Хакена. Вскоре после смерти Гиацинта Нарциссовича молодой капитан сплоховал. Во время дружественного визита в один из испанских портов Конрад проиграл командуемый им фрегат «Геркулес» со всем экипажем андалузскому шулеру (тогда он был еще неопытен в картах). Оставшись без денежных средств, а также без средств передвижения, Конрад сначала месяц матерился — не забывайте, у него был крутой нрав, — а потом отправился обратно в Россию. Сухопутный капитан добирался до Петербурга пешком, что отняло у него два года. К удивлению современников, когда он явился во дворец с рапортом Екатерине Великой, та отнюдь не отправила картежника на каторгу, а лишь слегка его пожурила — по словам очевидцев, чуть ли не матерински. После чего государыня назначила Конрада командором эскадры кораблей Каспийского флота, и пылкий предок принялся покорять прибрежные провинции Персии.
В этой комнате Вольдемар Конрадович фон Хакен проводил пробы французских танцовщиц, которых выписывал из лучших театров Европы для своей культурной жизни.
В этой комнате Герхард Вольдемарович фон Хакен имитировал звуки птиц и животных.
В этой комнате Фридрих Герхардович фон Хакен, вождь Союза Благодарности, знаменитого в свое время тайного общества декабристов, принимал друзей-единомышленников. Часто их сопровождал Пушкин, которому ужасно хотелось стать членом Союза. За пирогами с пуншем заговорщики спорили о том, что лучше, конституция Муравьева или «Русская Правда» Пестеля. Поэта, однако, не допускали к дебатам из-за богемной ненадежности, и он искал утешения в девичьей. Пока Пушкин фривольничал с фридриховскими фольклорками, подпольщики обсуждали его кандидатуру. Некоторые из них, впечатленные экстремизмом пушкинских эпиграмм, были склонны посвятить поэта в тайну заговора; другие возражали. Разногласия грозили внести раскол в революционное движение. Вопрос разрешил хозяин усадьбы, который спокойно сказал: «Пусть Алекс допишет своего „Онегина“, а там видно будет». Так дальновидный декабрист спас солнце русской поэзии от сибирского затмения.
В этой комнате Франц Герхардович фон Хакен придумал видеокассетофон, смастерил пенсне для близорукой левретки Пешки и открыл четвертый закон термодинамики: «Теплота уплотняется в меру своего охлаждения». Но эти достижения были лишь преамбулой к главному делу его жизни — созданию первого в мире летательного аппарата тяжелее воздуха.
После успешного испытания дирижабля «Генерал Дубельт» Франц, как иногда бывает с людьми творческого склада, захандрил. Хотя он продолжал проводить исследования в разных областях натурфилософии, настроение у него было неважное. Ни видик, ни собачье пенсне, ни четвертый закон термодинамики не принесли ему настоящей, большой научной радости. Даже известие о том, что сконструированная им паровая повозка «Фекалица» была удостоена специального диплома на всемирной выставке в Лондоне, оставила его равнодушным. Со временем Франц совсем запал. Он целыми днями валялся на диване и смотрел в прелестный плафон. В усадебном ангаре/гараже, здание которого примыкало к конюшням, дирижабль и повозка покрывались пылью, как их создатель у себя в кабинете. «Я создал все, что мог создать», — думал Франц.
Но он был неправ!
Как-то супруга Франца, Надежда Петровна (некогдашняя Nadine Долгоногова), пригласила его совершить с ней моцион, благо в тот день стояла прекрасная погода. Изобретатель поворчал, но все-таки стряхнул с себя пыль и вышел с женой в сад. Супруги гуляли около пруда, когда их внимание привлек взлетавший с него гусь. Франц озарился и начал работу по созданию воздухоплавательного снаряда с подвижным относительно корпуса крылом. Он изучал анатомию гусей, которых специально разводил с этой целью, запускал воздушных змеев и сам неоднократно поднимался на них над удивленным Свидригайловым. В 1854 году Франц проводил в саду демонстрации миниатюрного орнитоптера, вызвавшие сочувственные отклики в российских авиационных кругах. В качестве силовой установки он использовал механизм от карманных часов. Модель взлетала с рук и могла нести на себе такой груз, как пудреницу Надежды Петровны или ключ от комнаты.
В январе следующего года, обеспокоенный известиями о неудачах русской армии в Крымской войне, Франц решил построить воздухоплавательный снаряд больших размеров, который управлялся бы пилотом и мог бы нести военный груз типа булыжника или даже бомбы. В сборке орнитоптера участвовала преданная научным идеалам мужа Надежда Петровна, а также их юный сын, Рейнгард. Семейная работа длилась два месяца. Корпус летательного аппарата был сделан из соснового бревна, крылья из фанеры. На орнитоптере, которому он дал имя «Гусь державный», Франц хотел поставить двигатель внутреннего сгорания, но вследствие того, что таких двигателей тогда еще не было, решил использовать паровую машину. Поджимали сроки, поэтому предок не стал заказывать ее за границей, а вынул котел из моторного отсека «Фекалицы» и водрузил его на своем новом изобретении.
20 марта 1855 года Франц выкатил «Гуся» на плясплощадь, развел пары и уселся на ввинченную в фюзеляж табуретку — место для пилота. Из трубы повалил черный навозный дым (котел работал на конских яблоках). Через несколько минут давление в котле достигло необходимого уровня. «Гусь» замахал крыльями. Аэронавт нажал на соответствующую кнопку, поднялся в воздух, как всегда при большом стечении народа, и взял курс на Клизму. Вскоре орнитоптер повис над уездным центром. Воодушевленный успехом Франц решил блеснуть техникой пилотажа. В течении получаса он делал виражи, пикировал на здание городской управы, а в заключение поднялся ввысь и совершил мертвую петлю. С улиц, подоконников и крыш изумленные жители следили за воздушными эволюциями «клизменского феномена», как они тут же прозвали дымодышущий аппарат. Когда давление в котле начало спадать, Франц полетел назад в Свидригайлово, оставив после себя исчерканный черными кругами и линиями небосвод.
Увы, Севастополь был оставлен в сентябре, и через несколько месяцев воюющие стороны подписали в Париже мирный договор. Огорченный Франц отказался от проекта создания ВВС Российской империи. «Гусь державный» никогда больше не плавал по волнам воздушного океана. В 1917 году взбунтовавшиеся свидригайловцы разнесли ангар/гараж на мелкие кусочки, а с ним и стоявших там «Гуся», «Дубельта» и «Фекалицу».
В этой комнате Рейнгард Францевич фон Хакен в 1885 году принял Льва Толстого для дружеской беседы, имевшей далеко идущие последствия. Под влиянием взглядов великого писателя он махнул рукой на Министерство Двора, в котором заведовал департаментом геральдики, и начал повсюду ходить босиком. Рейнгард с неизъяснимой радостью чувствовал под подошвами летом зеленую травку, зимой белый снежок. Отказ от обуви, объяснял он домочадцам, есть не только дань гигиене, но и нравственный долг каждой амбулаторной личности. Следуя примеру Толстого, бывший геральд даже стал педагогом-любителем. Напротив церкви Св. Степана он построил школу (ныне приходская одиннадцатилетка), для которой написал устав, и сегодня поражающий гуманностью, ибо он возбранял пороть учеников или сажать их на кол. Программа обучения была основана на идее, что лучший способ донести до ребенка знания — это стимулировать его воображение. На уроках чистописания дети упражнялись в каллиграфии без перьев и чернил, а исключительно мысленно, а на уроках музыки играли на фортепиано без нот и даже без фортепиано. Иногда Рейнгард, как был босиком, замещал учителя немецкого языка, причем верный
