— Уже ловлю кайф!
Мы постояли в вестибюле, осязая друг друга.
— В ногах похоти нет, — намекнул я.
— Ой, что это я. Пожалуйста, проходите!
И я прошел.
Зазывно взвизгнув, подружка побежала, вертя очаровательными окружностями. Я — за ней. Мы мчались сквозь анфилады комнат, поднимались и спускались по лестницам, прыгали через массы мебели. Мимо мелькали торшеры, секретеры, абажуры, гарнитуры. В какой-то момент страстной погони я потерял подругу из виду.
Вокруг было темным-темно, лишь где-то впереди таинственно блестела полоска света. Я сделал осторожный шаг — и ткнулся носом о дверь. Треугольный орган слегка сплющился по гипотенузе. Я шмыгнул (носом) в комнату.
Роланд снова во Флорином будуаре!
Неправдоподобные груди, блестящие бедра, талия в золотое кольцо…
Движением плеч скинул фирменную кожу марки «Ralph Lauren» и остался в одной своей.
— У вас сейчас совсем не профессорский вид, — прошептала подмосковная одалиска, с восхищением взирая на мои барельефные мышцы.
— А у вас — совсем внебрачный.
— Не надо мне льстить. Ваше Величество, скажите честно, я вам нравлюсь?
— Дареной жене в зубы не смотрят.
Первый раунд любовных ласк был мне наградой за нежность.
— Ролик, вы офигенно хорошо пахнете. Чем это вы прыскаетесь?
— Одеколоном «Kouros».
— Милый мой, спасибо вам за то, что вы есть… Вы так хорошо меня понимаете… Я никогда не думала, что
Второй раунд любовных ласк был мне наградой за аромат.
Я протянул Флоре пачку «Capri». Мы закурили. Подружка задумчиво пустила дым в потолочное зеркало.
— Ролик, я женщина с запросами. Красота значит для меня страшно много, она мне необходима, как воздух. Не могу представить себе жизнь без любви, без искусства.
Я грациозно глянул гризетке в глаза.
— С радостью разделяю ваши муки.
— Вы даже не представляете, какая я деликатная. Только услышу слово «таракан», и меня сразу же вырывает.
Я сочувственно нахмурился.
— И тем не менее, я — падшая женщина, — продолжила Флора, выдувая тонкую сизую спираль через ноздрю, похожую на прелестную запятую. — Если кто-нибудь узнает, что мы с вами трахались, я никогда не смогу показаться в обществе, никогда не смогу сидеть в ложе Большого театра. И даже титул графини мне не поможет!
Я понимающе поцеловал подружку.
— Нет, я не жалею, что изменила Борьке, — продолжала Флора. — Мой супруг груб, черств и преступен. Он совершенно меня не понимает. Пень он, а не любовник.
— Поспешишь — жену насмешишь.
— Хорошо хоть днем он сидит у себя в клубе и занимается бизнесом. Но по вечерам-то он дома. И вечно приводит с собой каких-то безобразных приятелей. Они тут пьют, шумят, пьяные в бассейн писают. Потом Борька вызывает меня из спальни и заставляет танцевать перед ними нагишом.
— Позор Терпсихоры!
— Он считает, что раз у меня в сумке тысяча баксов, то все в ажуре. Я здоровая молодая баба, сижу на потолке от отсутствия ласки, но вы думаете это его заботит?
— А как же Краб?
— Крабик у меня увечный. Мой муж отрезал ему член.
— Ой бой!
Третий раунд любовных ласк был мне наградой за чуткость.
— Ролик, расскажите что-нибудь занятное. Например, про Фрейда. Мне подруга говорила, что он потрясающе толковал сны.
— Да, сонник старика Зигмунда до сих пор зубрят на психфаках.
— Еще она говорила, что он изобрел психоанальный секс.
— Ваша подруга была (не)права.
Флора всплеснула руками.
— Этот Фрейд такой умный, такой хороший! А правда, что он говорил по-немецки?
— Правда.
— Ой, Ролик, мне так нравится с вами разговаривать! Если бы я была вашей студенткой, то втюрилась бы в вас по уши. Наверное, в университете все девочки от вас без ума.
— Да, не без.
Четвертый раунд любовных ласк был мне наградой за откровенность.
— Ролик, хотите посмотреть мой пирсинг?
— Еще бы.
— Он у меня в таком месте, что я не могу сама его увидеть.
— В каком таком?
— На локте. Это сейчас очень модно.
— Но неудобно.
Пятый раунд любовных ласк был мне наградой за любопытство.
Мы попрощались. Я выскочил из кровати и стремительно пробежал через анфилады бункерских покоев. Мимо опять промелькнули торшеры, секретеры, абажуры, гарнитуры.
Перед домом раздавался храп — ротвейлеров в конуре и Варикозова в «Запорожице». Машинка вздрагивала в унисон варикозовскому рокотанию.
Я растолкал спящего писателя, и мы отправились в Москву.
Глава пятнадцатая
Путешествие из Москвы в Петербург
La paix du monde se repose sur la capacite de sang-froid de quelques hommes.[258]
Я затек вдоль и поперек! На то была искусственная причина: с первых петухов позировал художнику Андрею Гурецкому, который пишет мой портрет маслом в стиле соц-арт. Раньше его верная кисть изображала каменные лица коммунистических секретарей и их жен тяжелого веса, но теперь в свободной
