— Лиха беда, когда красна, — отпарировал я, намекая на смертельную опасность, навстречу которой спешил.
Выпрыгнув из ПД, втиснулся в фалангу староверов и смело зашагал с ними в ногу.
Моим соседом по демонстрации оказался маленький мозолистый пролетарий. Несмотря на преклонный возраст, он орал экстремистские лозунги и тряс портретом лысого, но усатого человека. Лицо- яйцо последнего показалось мне знакомо.
— Это Лазарь Каганович? — обратился я к политкрикуну.
— Нет, Лукашенко.
— Он ваш вождь?
Увлеченный революционной деятельностью мой попутчик сплюнул в реку. Тем не менее я решил продолжить диалог золотой кости с черной костью. Не по сезону холодная погода была подходящей темой для разговора.
— Какая большая порошица! От такого ненастья мы скоро станем амбулаторными сугробами.
— Чего?
— Этот буран большой хулиган! Он так меня продул, что я весь съежился.
Пролетарий промолчал.
— Как дела на мануфактуре? — не отставал я. — Верно, конверсия дается вам с трудом?
Невысокий старый человек мастерски выматерился и снова принялся сканд(ал)ировать, сверкая сталелитейными зубами.
— Пятилетку в четыре года! Да здравствует головокружение от успехов! Жить стало веселей! — закричал и я, не желая обидеть сталиниста высшего разряда.
К тому времени, когда наш отряд прибыл на Дворцовую площадь, — в три часа дня — митинг был в угаре, и возмущенный народ уже расходился. Видимо, ревматизм демонстрантов сдал перед напором организованной властями непогоды. У трибуны толпилось тысяч пять самых enrages,[302] слушавших речи своих лидеров с дрожью в членах.
Я заглянул за угол. Сквозь черный вечер и белый снег смутно виднелись контуры Петропавловской крепости, где когда-то томился декабрист Фридрих фон Хакен. Как бы он посмотрел на революционеров двадцать первого века? Наверное, с (не)пониманием. А Франц фон Хакен? Наверное, с высоты птичьего полета…
Когда я очнулся от семейных воспоминаний, на площади не было ни души. Лишь одинокая лотошница заунывно выкрикивала в темноту: «Покупайте газету „Цитрус“!»
Я перелистал при свете зажигалки несколько номеров пометного листа. Они пестрели сенсационными заголовками типа «ГЕНЕРАЛ МАКАШОВ — ПРОФИЛЬ АРИЙЦА» и «КОБЗОН — МАСОН».
— Так будете брать? — буркнула лотошница.
В память о своих сегодняшних политприключениях я приобрел у шикльгрубой торговки детское издание «Майн Кампф», после чего нежной поступью надвьюжной отправился на канал Случевского. Проходя под аркой Генерального штаба, заметил анонима, целившегося в меня из видеокамеры. Конечно, то был агент федеральной охранки. Слово и дело!
У меня снова вырос хвост.
И что же вы думаете, я спрятал голову под мышку? Отнюдь! Будучи отважным альфа-мужчиной, бесшабашно вывернул шею на 90°, не замедляя шага, и позволил шпику запечатлеть мои четкие черты на пленку.
«Мой любопытный друг, ты даже не подозреваешь, что скоро мой приветливый профиль закрасуется на червонцах Новой Российской империи», — с удовольствием подумал я, устремляясь в темноту и пургу.
Уверен, в Большом доме теперь ломается не одна разведбашка, силясь сообразить, что делал славный славист и будущий государь в компании северных санкюлотов.
Глава восемнадцатая
Я получаю мой первый донос
По возвращении из Петербурга меня ждало письмо следующего содержания.