Чэттертоны обедали в гостях, Билли был приглашен на обед и два танцевальных вечера. Кент позаботился, видимо, сам, чтобы их маленький стол был убран, как полагается в этот вечер, и чтобы были поданы индейка и маленький пирог.
Он был молчалив, но казался счастливым. Жуанита подумала, что никогда еще она не видела на его лице такого спокойного удовольствия. Это настроение разделяли обе девушки, так что обед вышел веселый.
После обеда, когда они болтали, угощаясь орехами и сладостями, Кент спросил, поедут ли они завтра в церковь. Оказалось, что да. Анна – к одиннадцати, Жуанита – рано утром, до завтрака.
– Кто повезет вас? – спросил он у последней. Но она не желала утруждать никого и собиралась пойти пешком.
Утром, до зари, выйдя из дому, еще розовая от сна, она увидела Кента, поджидавшего ее. Он ничего не объяснил ей, коротко и сухо поздравил с рождеством и зашагал рядом. Но, где надо, поддерживал ее под локоть, и перед каждой лужей протягивал ей руку в толстой перчатке.
Они проходили мимо опустевших, темных садов. Под их ногами белел иней. На востоке черное небо уже слегка серело. Закутанные женщины, горбясь от холода, выходили из ворот на дорогу и шли впереди них во мраке.
В теплой, пахнущей сосной маленькой церкви, скупо освещенной свечами, Кент стоял за молившейся на коленях Жуанитой, с вежливым безразличием глядя на все происходившее, погруженный в свои мысли, и, казалось, не слышал несколько вялой проповеди.
На обратном пути он рассказывал ей об одном рождественском утре, когда они с братом пытались добыть пару молодых диких индеек для матери. О разорванной одежде, исцарапанной щеке и заключительном моменте – помещении этих двух диких птиц в загородку для цыплят. Он не смеялся, рассказывая все это, но зато смеялась Жуанита, и ее звонкий смех раздавался в холодном воздухе, смешиваясь с голосами прохожих, желавших друг другу веселого рождества.
Солнце вставало, и первые лучи играли на покрытой инеем траве. Рассказ Кента напомнил Жуаните о птенце чайки, найденном ею среди скал, и она, в свою очередь, принялась вспоминать вслух.
Целые месяцы эта чайка была ее любимицей и постоянным товарищем, но когда потом она, выросши и окрепши, улетела к своим, Жуанита не могла ее отличить среди других и она никогда не возвращалась на гасиэнду.
– А я-то надеялась, что она всегда меня будет помнить и прилетать, – говорила она, весело шагая рядом с Кентом. – Но она исчезла навсегда. Не то, что мой ягненок, – тот, который был у меня, когда я была совсем крошкой. Он, когда уже стал овцой, всегда, бывало, как увидит меня, начинает бодать головой и вертеться вокруг. А собаки!..
Она задумалась, вспоминая все, о чем рассказывала. Когда они дошли до дома, еще погруженного в сон, Кент спросил, довольна ли она, что живет здесь.
– Да… – Она запнулась. – Это интересно… Это, как будто читаешь книгу о ком-то другом. Мне все кажется, что в один прекрасный день мать меня позовет домой, и я должна буду ей во всем отдать отчет. Не верится, что я больше никому не обязана отчетом!
После минутного колебания Кент спросил, нравится ли Билли ей, и она, быстро и значительно посмотрев ему в глаза, ответила, что нравится. А ему разве нет?
Да, и ему тоже. Он прибавил, как бы неохотно, что жизнь очень легка для таких молодцов. Потом, после некоторого молчания, они простились, и Жуанита пошла к себе завтракать. Но она снова вспомнила об этом обмене мнений, когда через несколько часов Билли, застав ее одну в комнате Анны, застенчиво поднес ей в качестве рождественского подарка маленькую брошь с бирюзой, не представлявшую особенной ценности, но принадлежавшую, по его словам, еще его бабушке.
Жуанита, разбиравшая до его прихода корреспонденцию, стояла, держа подарок в руке, с бившимся сердцем и растерянной улыбкой.
– Право же… я не могу принять этого, вы сами понимаете, – пробормотала она смущенно.
– Но почему же? – Билли покраснел.
«Потому, что мне нравится ваше дружеское отношение, но противно ваше глупое мужское ухаживание», – хотелось честно ответить Жуаните, которую оттолкнуло выражение его лица. Но она не посмела.
Она все еще вертела в руках маленький футляр в неловкости и нерешительности.
– Считаете, что мы еще слишком мало знакомы для этого, а? – сказал, наконец, Билли, беря у нее футляр и небрежно опуская его в свой карман. Он близко придвинулся к ней и, наклонясь, шепнул ей на ухо:
– Когда же я узнаю вас больше, Жуанита? А? Когда я буду знать вас достаточно хорошо, вы, коварное создание?!
Она посмотрела ему в глаза.
– Знаете, вам не следует так говорить, право же, иначе мне невозможно здесь оставаться!..
Он сразу стал благоразумен, выражение влюбленности, так раздражавшее Жуаниту, исчезло с его лица.
– Правда, правда, я веду себя, как дурак! – сказал он порывисто, с раскаянием. – Но я буду пай- мальчиком, увидите!.. Что вы делаете? Я вам помогу!
Они были одни. Анна ушла в церковь. Билли непременно желал помогать Жуаните. Она же сознавала, что это сочли бы неприличным: хозяйский сын, распределяющий места за столом вместе с младшей компаньонкой, да еще в первый день рождества!
Но Билли был так красив, весел и забавен, держал себя так дружески, что она от всего сердца наслаждалась его обществом.
– Док – Росс. Я его посажу возле миссис Гунтер, – объяснял он, грызя свой карандаш.
