– Кто это? – спросил усталый и добрый голос хозяйки.
– Это я, мадемуазель! Жуанита!
– О дорогая, в такой час!
Жуанита вошла в кухню. Обе мисс Дюваль разворачивали мокрые, шелковистые листья капусты. В кухне остро пахло луком, вареным мясом и жирной мыльной водой, в которой мыли посуду.
Жуанита объявила, что она уезжает на несколько дней и обязательно напишет им. Француженка, проницательно взглянув на нее, спросила, обдумала ли она хорошо то, что делает.
Жуанита поцеловала ее.
– Я выхожу замуж, – шепнула она ей на ухо.
Произнесенное шепотом сообщение для нее самой прозвучало чем-то потрясающим. Все предстоящее сегодня просто пугало ее. Потом промелькнул, как сон, Сити-Холл, где регистрировали их брак, чистенькая гостиная пастора с искусственной пальмой, церемония венчания, во время которого Жуанита, ничего не сознавая, только твердила про себя: «О, Боже, помоги мне быть хорошей, помоги мне быть хорошей!» и, наконец, они снова в автомобиле.
Билли, трепеща от восторга и гордости, поцеловал ее, шепнул что-то, чего она не расслышала. Она машинально улыбнулась ему.
– Ну, теперь, – заявил он, – он должен купить ей свадебный подарок. Он знает, что купить – меховое пальто и шапочку.
– Билли, милый, я не хочу никаких свадебных подарков!
– А я хочу! Ну, пожалуйста!
Несмотря ни на что, приятно было видеть его таким счастливым.
Длинное пальто из серебристо-серого меха и шапочка на светлых волосах так шли ей, что залюбовался даже продавец. Бывшие на ней старые пальто и шляпу Билли спокойно распорядился отослать по адресу Сан-Матео, миссис Чэттертон. Жуанита посмотрела на него ошеломленно, и краска залила ей лицо.
– А теперь, – сказал Билли, когда они снова сидели в автомобиле, – мы поедем в Пэбль-Бич. Там теперь ни души и нам там будет хорошо.
Они помчались мимо парка, набережной, миновали Бэрмингэм и Сан-Матео, и сквозь редкие деревья Жуанита видела, проезжая, величественное здание Чэттертоновской усадьбы.
– Сегодня среда, – размышлял вслух Билли. – В пятницу или субботу мы поедем к матери и отцу.
Он сиял. Болтал, как мальчишка. Завтра они будут играть в гольф, да? Он ее быстро научит. Как удивятся все, когда узнают! Потом посыплются свадебные подношения, – он предсказывал, что их будут груды, когда все узнают о их свадьбе.
«Это – ужасная ошибка… ужасная ошибка… ужасная ошибка!.. – твердил испуганный голос в душе Жуаниты. Снова и снова… Это мучительно! Ужасная ошибка!..»
Жуанита знала, что голос говорит ей правду. «Но отчего? Почему это ошибка?» – лихорадочно спрашивала она у своего объятого паническим ужасом сердца.
Голос звучал так громко, что она ничего, кроме него, не слышала. Но что же ей теперь делать, когда она уже его жена и мчится рядом с ним в автомобиле в Пэбль-Бич навстречу брачной ночи? Что ей делать?
Может быть, все новобрачные так себя чувствуют? Может быть, шумная процедура, сопровождающая свадьбу, имеет целью заглушить сомнения и плохие предчувствия? Утомить их, оглушить, толкнуть через порог, – и потом оставить одних открывать, насколько счастливы они могут быть за этим порогом.
Завтра все кончится – и она, верно, будет спокойна и счастлива! Но она не могла думать о завтрашнем дне, страшная проблема сегодняшнего дня была слишком близка.
Существует ли, действительно, любовь, любовь между женщиной и мужчиной? Кроме страстного влечения, есть ли еще что-то, что ей следовало бы чувствовать по отношению к Билли и чего она не чувствует? Трепет, доверие, страх перед силой своей любви, восторг, что можешь дать так много? Приходит ли все это к новобрачной сразу? Но она, Жуанита, ощущает лишь смятение и стыд, ей тяжело притворяться и пассивно подчиняться Билли.
Нет, это все воображаемые страхи! Она пыталась отогнать их, заинтересоваться видом мест, где они проезжали. Надо же быть рассудительной! Брак – серьезное дело, но ведь все выходят замуж, и через несколько недель… через несколько недель…
Но в горле по-прежнему стоял ком, сердце выстукивало оглушительно: «Ошибка, ужасная ошибка! Тебе не следовало выходить за него!»
– Глупости! – рассердилась она на себя и улыбнулась мужу из своих мехов… – Это идиотство! Он тебе дорог, любовь придет раньше, чем ты оглянешься, и ты можешь сделать его счастливым! Просто ты устала и нервничаешь.
– Прямо не верится, что только сегодня утром этот противный Блэдд уволил меня, – сказала она вслух, чтобы что-нибудь сказать. Сегодня ей было ужасно трудно говорить нежные сентиментальные слова. Даже привычные обращения «дорогой», «милый» застревали в горле. Это смешно, это бесило ее, но она не могла совладать с собой.
– Любишь мужа? – спросил Билли вместо ответа. Она пыталась улыбнуться. Что это, не больна ли она?
Нет, это невозможно, она пройдет через все, не дав заметить Билли, что ничего, кроме покорности, в ней нет. Она будет улыбаться, стараться быть хорошенькой в новом платье, следить за собой, чтобы не огорчить Билли. В своем смятении Жуанита пыталась молиться про себя.
Но она не могла молиться. Все в ней словно одеревенело. И с внезапным сожалением, с какой-то завистью она вдруг вспоминала себя – другую, еще сегодня утром бегавшую в поисках места по учреждениям и вырезавшую из газет объявления.
