принадлежим к одной человеческой семье. Тогда как нетерпимость, порождающая геноцид, всегда опирается на какие-то особые представления. Если где-то люди начинают планомерно и без разбора убивать мирное население, за их поведением всегда стоит какая-то догма. Мы здесь можем задать себе вопрос: во что
В данной главе я хотел показать как можно яснее, к каким ужасным последствиям — неизбежно и в силу самой ее логики — приводит христианская вера. К сожалению, мы могли бы приводить кошмарные иллюстрации этого положения до бесконечности. Освенцим, ересь катаров, охота на ведьм — все это связано с такой глубиной зла и страдания, которое неспособен изобразить ни один писатель. В данной главе я просто дал намек на большую картину и призываю читателя, который думает, что здесь просто изображены «несчастные случаи», обратиться к специальной литературе по этим предметам. Такое «внеклассное чтение» покажет вам, что история христианства — это по самой своей сути история страданий и невежества, а вовсе не история декларируемой Божьей любви.
Сегодня на нашей планете осталось немного живых христианских инквизиторов, зато их немало среди мусульман. В следующей главе мы увидим, что наше противостояние миру ислама есть противостояние цивилизации, остановившейся в своем развитии. Как будто распахнулись ворота прошлого и из них в наш мир вылезла орда людей XIV века. К сожалению, сегодня эти люди держат в руках оружие XXI столетия.
Хотя в этой книге я веду разговор о самой вере, нам не стоит забывать и об особенностях разных вер — они тоже многое значат, И у нас есть причина повести речь именно о мусульманских, а не, скажем, о джайнистских террористах, существующих в самых разных углах земного шара. Джайнизм вовсе не содержит представлений, которые бы вдохновляли людей взрывать себя, чтобы уничтожить неверных. Какие бы нормативы мы ни пытались применять (этические, практические, эпистемологические, экономические и т. д.), мы увидим, что существуют хорошие и плохие веры — и сегодня всем уже должно быть понятно, что ислам относится к последней из этих категорий[123] .
Разумеется, ислам, как и любая другая религия, имеет свои сильные стороны. Мусульманские ученые создали алгебру, они переводили труды Платона и Аристотеля и во многом продвигали вперед науку в те времена, когда среди христиан Европы процветало глубочайшее невежество. Только благодаря тому, что мусульмане завоевали Испанию, классические греческие тексты были переведены на латынь, так что они могли готовить эпоху Ренессанса в Западной Европе. В истории каждой религии существует великое множество подобных ценных вещей, но что все это означает? Следует ли из этого, что вера — хорошая, добрая вещь? Говорят, что верующие создали почти все прекрасное в нашем мире, но это объясняется лишь тем, что почти каждый человек, который размахивал молотком или натягивал паруса, принадлежал той или иной религиозной традиции. Не было никого другого, кто мог бы выполнять эти дела. С таким же успехом мы можем заявить, что до XIX века все достижения человечества осуществляли исключительно такие люди, которые ничего не знали о молекулярной основе жизни. Значит ли это, что представления XIX века о биологии правильнее, чем современные? Мы не знаем, каким был бы наш мир, если бы во времена крестовых походов в нем возникло великое царство Разума, которое бы способствовало примирению народов Европы и Ближнего Востока. Быть может, в этом случае к концу XVI века у нас бы появились современная демократия и Интернет. Тот факт, что религия оставила свой отпечаток на каждом аспекте нашей цивилизации, ничего не говорит о ее ценности, как и тот факт, что какие-то последователи определенной религиозной традиции внесли важный вклад в человеческую культуру.
На фоне всех превратностей истории ислама начало моей книги, где говорится об одном смертнике- террористе, который исполняет именно то, что диктует ему религия, может вызвать гнев у многих читателей. Да, здесь я забыл о всем том, что говорят исследователи Ближнего Востока об истоках насилия среди мусульман. Я забыл о мучительной истории израильской оккупации Западного берега и сектора Газа. Я забыл о тайном сотрудничестве западных политиков с продажными диктаторами. Я забыл о повсеместной бедности и отсутствии экономических возможностей в нынешнем арабском мире. Но я намерен показать, что мы вправе забыть обо всем этом — или разобраться с этими вещами одной за другой, чтобы отодвинуть их в сторону, — потому что весь мир наполнен бедными, необразованными и угнетаемыми людьми, которые не совершают терактов и даже никогда не смогут стать террористами такого рода, как те, которые появляются среди мусульман, а в то же время в исламском мире полно образованных и благополучных людей, которых терзает разве что только страстная верность эсхатологии Корана, готовых убивать неверных ради Бога[124].
Мы ведем войну с исламом. Наши политики открыто этого не признают, вероятно, потому, что это не соответствует нашим интересам в сфере международных отношений, однако это факт. И нельзя сказать, что это война против в целом мирной религии, которую захватили в свои руки экстремисты. Нет, это война именно против того представления о жизни, держаться которого мусульманам повелевает Коран и которое развивают Хадисы, содержащие речения и деяния Пророка. Если представить себе такой будущий мир, где ислам и Запад сосуществуют, не пытаясь уничтожить друг друга, это будет такой мир, где большинство мусульман научились не обращать внимания на свои догматы, как это уже научилось делать большинство христиан. Но нельзя быть уверенным в том, что это произойдет, поскольку тому препятствуют сами принципы ислама.
Многие авторы указывают на то, что выражение «исламский фундаментализм» проблематично, поскольку оно строится на предпосылке о существовании некой группы фундаменталистов, которая резко отличается от большинства обычных мусульман. На самом же деле большинство приверженцев ислама можно назвать «фундаменталистами» с западной точки зрения, поскольку даже «умеренные» мусульмане считают Коран буквально записанными и безошибочными словами единого истинного Бога. Фундаменталисты (подобно экстремистам любого рода) отличаются от «умеренных» лишь тем, что первые в большей мере считают политические и военные действия неотъемлемой частью своей веры. Как бы там ни было, людей, которые считают, что ислам должен проникнуть во все сферы человеческого существования, включая политику и законодательство, сегодня обычно называют не «фундаменталистами» или «экстремистами», но «исламистами».
С точки зрения мусульманина весь мир делится на две части: «дом ислама» и «дом войны», и второе выражение указывает на то, что многие мусульмане верят в то, что в итоге разрешат проблему неверных. Хотя, разумеется, существует масса «умеренных» мусульман, которые не придают значения жесткой военной составляющей своей религии, ислам — это, несомненно, религия завоевания. Благочестивый мусульманин может представить себе
В исламе, как и в большинстве других религий, не раз происходили расколы. С VII века сунниты (большинство) считали шиитов еретиками, а последние, в свою очередь, так же воспринимали первых. Внутри этих течений также происходили разделения, включая разделения среди тех, кого явно можно отнести к исламистам. Нам не нужно углубляться в эту сектантскую алгебру, но достаточно сказать, что все эти разделения внутри дома ислама для нас благотворны. Это смягчает исламскую угрозу для западного мира, но отнюдь не создает условий для примирения между исламом и западным либерализмом. Умеренного —
Всех немусульман сильнее всего путает принцип джихада, который стараются скрыть от глаз публики все апологеты ислама. Это слово в его буквальном смысле означает «борьба» или «старание», но сегодня оно в основном звучит для нас как «священная война», и это не случайность. Хотя мусульмане любят говорить о том, что существует внутренний (или «более великий») джихад — война со своей греховностью, — это не заслоняет от нас того факта, что внешний («менее великий») джихад — война против неверных и
