отступников — занимает центральное место в этой религии. Вооруженная борьба «в защиту ислама» — это религиозный долг всякого мужчины. И когда мы слышим фразу «в защиту ислама», нам не следует думать, что речь идет исключительно о «самозащите». Джихад — это недвусмысленный призыв к покорению мира. Как писал Бернард Льюис, «за этим стоит представление о том, что джихад надлежит вести непрерывно, лишь с краткими перемириями, до того дня, когда весь мир либо примет ислам, либо покорится мусульманскому правлению»[125]. Не следует сомневаться и том, что мусульмане стремятся к победе в этом мире, а не только в грядущем. По словам Мэлайса Рутвена, «Пророк был своим собственным кесарем... Если imitatio Christi предполагает отказ от земных амбиций в надежде на спасение с помощью приватных добродетелей, imitatio Muhammadi означает, что ты рано или поздно берешь в руки оружие и идешь сражаться с теми силами, которые, как тебе кажется, несут в себе внутреннюю или внешнюю угрозу исламу»[126]. Об этом немало сказано в самом Коране, и эту тему развивают Хадисы:
Джихад — твой долг при любой правителе, как благочестивом, так и порочном.
Труд (или сражение) ради Аллаха утром или после полудня лучше всего мира и того, что в нем. День и ночь, проведенные в битве в передних рядах, лучше, чем месяц поста и молитвы.
Ни один из умерших, который обретает дары Аллаха (в ином мире), не желает вернуться в этот мир, хотя бы ему обещали весь мир и то, что в нем, кроме мученика, который, взирая на превосходство мученичества, хотел бы вернуться в этот мир, чтобы снова отдать жизнь (за Аллаха).
Если умирает человек, не принимавший участия в сражении, он умирает как бы в неверии.
Рай находится в тени мечей[127].
Можно найти много подобных речений, и исламисты регулярно ссылаются на них, чтоб оправдать борьбу с неверными и отступниками.
Нет сомнений в том, что исламу присущ воинственный дух, хотя в Коране можно найти несколько мест, которые, похоже, запрещают применять насилие без разбора. Ведущие джихад не должны нападать первыми (Коран 2:190), потому что «Аллах не любит нападающих». Но этот запрет никому не связывает рук. На фоне долгой истории конфликта между исламом и Западом любой акт насилия против неверных можно подать как действие в защиту веры. Недавняя американская кампания в Ираке дает оправдание любым действиям мучеников, ведущих джихад против «друзей сатаны», на несколько десятилетий вперед. Льюис отмечает, что во время войны за Бога верному предписано не убивать женщин, детей и стариков, если того не требуют цели самозащиты, но и здесь с помощью хитрого толкования понятия самозащита воинствующие мусульмане могут обойти данное ограничение. А важнее всего то, что благочестивый мусульманин твердо верит в рай и в мученичество как средство для достижения рая. Он также не задумывается о том, насколько мудро и разумно убивать людей ради веры. В исламе только «умеренным» остается рвать на себе волосы, потому что в целом доктрина ислама однозначна: обращай, покоряй или убивай неверных, убивай отступников, завоевывай мир. Императив завоевания мира выглядит особенно любопытно на фоне того факта, что мусульмане постоянно обвиняют Запад в грехе «империализма»:
Слово «империализм» постоянно повторяют на Ближнем Востоке и в мусульманском мире, говоря о Западе. Здесь это слово имеет особое звучание. Его никогда не употребляют, если речь идет о великих мусульманских империях — первой, основанной арабами, или последней, созданной турками, завоевавшими большие территории с огромным населением и присоединившие их к дому ислама. Это воспринимается как совершенно законная вещь, когда мусульмане завоевывают Европу и порабощают европейцев, давая им возможность (конечно, без применения насилия) принять истинную веру. Но когда европейцы покоряют мусульман и, что еще хуже, сбивают их с пути, — это великое преступление и большой грех. Как это видят мусульмане, обращение других в ислам есть благодеяние для обращенных и добродетель обращающих. В то же время мусульманский закон считает обращение в иную веру отступничеством, за которое следует казнить и сбившегося с пути, и того, кто его «совратил», здесь закон совершенно ясен и однозначен. Когда мусульманин отвергает ислам, даже если он возвращается к своей прежней религии, его надлежит предать смерти[128].
Нам еще придется поговорить об отступничестве. Пока же заметим, что слова Льюиса о ненасильственном обращении в ислам несправедливы в данном контексте. Коран действительно в чем-то поддерживает «умеренных» мусульман. Там сказано: «Нет принуждения в религии» (Коран 2:256). Однако, если мы почитаем другие части Корана или вспомним об истории ислама, нам станет понятно, что эти слова не дают слишком надежной опоры для мусульманской веротерпимости. Во-первых, терпимость ислама распространяется только на иудеев и христиан — на «народы Книги», — тогда как вера буддистов, индуистов и прочих идолопоклонников для мусульман настолько порочна, что с ней можно не считаться[129]. Но даже «народы Книги» должны были таить свою веру и «смиренно» платить десятину (
Согласно исламской доктрине веротерпимости, всех, кто не исповедует ислам, надлежит подчинять (в политическом и экономическом смысле), обращать или казнить. И тот факт, что мусульманский мир в его истории никогда не был и, возможно, никогда не станет единым, не мешает мусульманам мечтать о гегемонии. Ибо «закон мусульманского государства должен приводить всех в послушание откровению»[133].
Закария говорит, что мусульмане, живущие на Западе, обычно толерантно относятся к иным представлениям. Попробуем временно согласиться с этим утверждением — несмотря на то, что многие западные страны сегодня становятся «рассадниками агрессии ислама» [134]. Но прежде разговора о мусульманской терпимости нам стоит спросить себя о том, как мусульманская нетерпимость проявляется на Западе. Даже самым радикальным меньшинствам приходится терпеть окружающих. Любые террористы и революционеры большую часть жизни выжидают своего часа, приспосабливаясь к внешнему миру. Нам не следует смешивать такую «терпимость» - политическую, экономическую и временную — с либерализмом.
Льюис говорит, что «мусульмане не готовы отдать ни клочка той земли, что однажды была завоевана исламом»[135]. К этому можно добавить еще кое-что: ни один клочок
