Лицо мистера Маклауда пошло уродливыми красными пятнами.
– Нет, я плохо езжу верхом и стал бы обузой для любой партии.
Оливия окинула его пренебрежительным взглядом и отвернулась.
– А вы, месье Лежен, тоже плохо держитесь в седле? Месье Лежен опустил глаза и покачал головой.
– Нет, – глухо ответил он. – Но простите, мисс Харленд, подобное предприятие было бы самоубийством.
Оливия, не отвечая, встретилась взглядом с Филиппом:
– А вы?
– Разумеется, нет, – без колебаний ответил он. – Сама мысль о таком уже безумие.
– Прекрасно. Месье Пишо, нельзя ли подать носилки к входу?
– Нас ждет экипаж, – резко бросил Филипп.
Она стояла с высоко поднятой головой, и он невольно залюбовался ею: свет люстры образовал нечто вроде золотистого ореола вокруг темных шелковистых волос.
– Я не поеду с вами, – коротко ответила она. Наклон головы подчеркивал длинную прелестную линию шеи.
– Но куда вы собрались, мисс Харленд? – в ужасе спросил посланник.
Оливия улыбнулась ослепительной, вызывающей улыбкой, от которой у месье Пишо перехватило дыхание.
– В Чансынтень, – сообщила она и, повернувшись, ушла под потрясенными взглядами посланника и его гостей.
Глава 7
Ночной воздух был жарким и влажным. Оливия с колотящимся сердцем подбежала к тому месту, где ожидали носильщики Маклаудов и Леженов. У нее всего несколько секунд, чтобы обдумать свой план. Нельзя отправляться в Чансынтень без охраны. Ей нужны спутники, помощь. Епископ Фавье не может оставить собор. Дядя, даже если и согласится, слишком стар и слаб. Она понятия не имеет, где сейчас Льюис и как с ним связаться.
Носильщики вопросительно уставились на нее, ожидая приказаний.
– «Отель де Пекин», – неожиданно для себя приказала она, садясь и опуская занавеску. Оливия обещала дяде, что до приезда Филиппа не выйдет из дома одна. И сдержала слово. Теперь ее долг – спасти бельгийцев, оказавшихся заложниками обстоятельств.
Носильщики быстро бежали по темным улицам. Месье Шамо, владелец отеля, ездил с Льюисом спасать миссионеров. Услышав об ужасной судьбе бельгийских инженеров и их семей, он, конечно, согласится сопровождать ее и захватит несколько лишних пони.
Мысли девушки лихорадочно метались. Сколько лошадей им понадобится? Сколько людей ждут спасения в Чансынтене?
Наконец носильщики остановились перед залитым светом фонарей фасадом «Отеляде Пекин». Оливия подхватила юбки и, подбежав к двери, забарабанила в нее кулаками.
Тщательно выбритый джентльмен, открывший дверь, выказал поразительное самообладание при виде одинокой молодой женщины с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами.
– Месье Шамо, мне нужно с вами поговорить, – вывалила Оливия. – На железнодорожную станцию в Фэнтае напали и сожгли ее. Бельгийские инженеры и их семьи застряли в Чансынтене без всякой надежды на спасение.
Доктор Моррисон задумчиво прищурился.
– Вам лучше войти, мисс…
– Харленд, – представилась девушка, протискиваясь мимо него в просторный вестибюль. – Оливия Харленд. Джордж Моррисон слегка приподнял брови. Так это я есть юная леди, которую Льюис привел в город! Когда мадам Шамо потребовала ее описать, Льюис сказал только, что она храбра и умна, но что-то в его голосе привлекло внимание журналиста. Не обладает ли мисс Харленд и другими положительными качествами?
Теперь гадать не приходилось. Красота ее овального личика бесспорна, а в тонких чертах читались не только чувствительность, но и чистота. Неудивительно, что она произвела на друга столь глубокое впечатление!
– Французский посланник считает, что выслать спасательную партию нет возможности. Я подумала, что вы, может быть, согласитесь помочь…
– Помочь? – переспросил доктор Моррисон.
– Да. Нужно ехать в Чансынтень и взять с собой запасных пони.
Джордж Моррисон потянулся к пиджаку.
– Прежде всего, мисс Харленд, я не месье Шамо. Его сейчас нет. Он и его жена уже отправились в Чансынтень. Мы получили известие примерно час назад. Позвольте представиться. Я доктор Джордж Эрнест Моррисон, пекинский корреспондент «Таймс».
Оливия охнула от неожиданности. Ну конечно! Она видела Моррисона раньше, на одном из приемов у сэра Клода Макдоналда, но сейчас так разволновалась, что не узнала его.
Разочарование было так велико, что она бессильно прислонилась к стене, оклеенной обоями с
