устала.
Беспощадная жгучая боль вновь привела ее в чувство. Выгнувшись, девушка громко закричала и открыла глаза. Над ней склонились сосредоточенные лица сестер, старавшихся прижать ее к матрасу. Льюис, стоя сбоку, пытался достать пулю. Оливия стиснула зубы, уставилась в потолок и заставила себя сосредоточиться на слетавшем в долину удоде.
Льюис вытащил пулю и что-то говорил Оливии. Она знала, что хочет сказать ему, но язык не слушался. Блаженная темнота снова надвинулась на нее, и она провалилась в эту темноту. Сердце и разум шептали его имя, но уста были сомкнуты.
Иногда, когда она приходила в себя, Льюиса рядом не было. Только Рори, крепко державший ее за руку. Она снова погружалась в забытье. Ей казалось, что она снова в холмах и вместе с Льюисом скачет по сосновому лесу. Глаза Льюиса искрятся смехом и любовью.
– Льюис… – жалобно прошептала она, – Льюис…
– Я здесь, – мягко заверил он. Он обтирал водой ее лоб, и, глядя в его лицо, такое знакомое, сильное и доброе, она подумала, что, должно быть, умирает, так и не сказав, что любит его.
Собрав последние силы, она подняла руку и коснулась его плеча.
– Льюис, я хочу поговорить с тобой.
– Позже, Оливия. Ты очень слаба. Попробуй выпить воды.
Она пригубила теплой, противной жидкости, поднесенной ко рту. И знаком попросила убрать чашку. Темнота вот-вот вернется, и тогда будет слишком поздно.
Он встал на колени, и она накрыла его ладонь обеими руками.
– Помнишь, ты приходил к нам и тетя Летиция не позволила увидеться со мной? Сказала, что я уехала с Филиппом.
Тень легла на лицо Льюиса, но он все же кивнул.
Измученная улыбка коснулась ее губ.
– Ты хотел задать мне вопрос, – тихо продолжала она. Вся любовь, переполнявшая ее сердце, сосредоточилась в этот момент в глазах и голосе.
Где-то вдали по-прежнему слышались выстрелы и взрывы снарядов, но в часовне было тихо, словно в мире существовали только двое: она и Льюис.
– Мы не увиделись по чистой случайности, и я очень об этом жалею. Потому что, не задумываясь, ответила бы «да».
Радость вспыхнула в ней при виде его изменившегося лица. Лица совершенно преображенного. Засиявшего неукротимой любовью.
Льюис застонал, наклонился и коснулся губами ее висков, век, губ.
– Я люблю тебя, – хрипло прошептал он. – Ты мое сердце, мое тело, моя душа.
Он прижал ее руку к губам. Оливия закрыла глаза. Ей вновь стало дурно. Надвигавшаяся тьма угрожала вновь завладеть ею, но теперь она знала, что это продлится недолго. Только до того момента, когда тело обретет прежнюю силу. А потом она станет женой Льюиса.
– Я люблю тебя, – выдохнула она. – И всегда буду тебя любить.
Обстрел собора продолжался. Скудный дневной рацион был урезан на треть, а к супу из цветочных луковиц добавлялись древесные листья. Восемнадцатого июля, через неделю после того как ранили Оливию, «боксеры» взорвали мину под одним из зданий на территории собора, убив свыше пятидесяти человек и ранив сотни. Теперь Оливия и Льюис виделись еще реже. Похоже, он почти не спал: осматривал раненых, ампутировал размозженные конечности, помогал хоронить мертвых…
Рори по-прежнему не отходил от Оливии, стараясь отогнать терзавших ее мух. Маленькое личико совсем осунулось от голода и усталости.
Через три недели жизнерадостный Поль Анри был убит попавшей в горло пулей.
Несмотря на протесты Льюиса, Оливия покинула часовню. Еще совсем слабая, она заставила себя встать, дотащилась до приюта и помогала нянчить детей. Когда на пороге показался Льюис, она сразу поняла: случилось что-то страшное.
– Поль мертв, – горько обронил он, машинально вытирая мокрый от пота лоб.
Оливия обняла его и прижала к себе, деля с ним скорбь. Поль Анри был настоящим героем. Присущие ему жизнелюбие и энергия помогали остальным держаться. Его презрение к опасности передавалось матросам, и невозможно было поверить, что осажденные лишились не только самого верного защитника собора, но и командира, бесстрашно ведущего своих людей в атаку при каждой представившейся возможности.
На похоронах Поля Оливия, не скрываясь, плакала. В ту ночь Льюис впервые рассказал ей о Жемчужной Луне.
– Мои родители нашли брошенную девочку недалеко от деревни, в которой они разъясняли жителям догматы христианской веры, – начал он, обняв ее за плечи. Жара немного спала, выстрелы затихли, и они сидели на земле, прижавшись спинами к нагревшейся задень стене больницы. – Ее воспитывали как мою сестру, и, полагаю, я полюбил ее с первого взгляда. Но повторяю, только как сестру. Позже все изменилось. Я женился на ней, и, несмотря на ханжеское узколобие моих соотечественников, мы были счастливы.
Льюис слегка повернулся и, приподняв подбородок Оливии, вгляделся в бледное лицо.
– Это счастье я никогда не забуду и забывать не хочу. Когда она погибла, я думал, что больше не буду счастлив. – Немного помолчав, он тихо добавил: – Именно Жемчужная Луна научила меня любить. А наставником она была хорошим. Показала, как беречь и хранить истинную любовь. Как ее распознавать. Наша совместная жизнь будет богаче благодаря оставленному ею наследству.
