– Нет! – отрезала она, вскинув голову величественно, как королева, несмотря на растрепавшуюся прическу и пятна сажи на щеках. – Никогда!
Оливия увидела, как Синклер раздраженно поджал губы.
– Леди Гленкарти, до Пекина пятнадцать миль. Ваша юбка не только длинная и прямая, но сзади еще и волочится дурацкий трен, о который я уже дважды споткнулся. В туземном платье вы сможете идти вдвое быстрее обычного.
– Нет, – упорствовала леди Гленкарти. И с ледяной отчетливостью добавила: – Эта одежда, доктор Синклер, принадлежала китайцам!
Оскорбительный намек на его жену был понятен каждому. Оливия увидела, как кожа на скулах Синклера натянулась, словно тонкий пергамент, и он сжал кулаки, так что пальцы побелели. Но тут же каким-то чудом Синклер сдержался и быстро направился к лошади.
Взглянув на отчаявшегося дядю, Оливия не задумываясь подхватила юбки и бросилась за Льюисом:
– Прошу вас, доктор Синклер! Леди Гленкарти не имела в виду…
Синклер развернулся, и она, глянув в его застывшие глаза, попятилась.
– Я прекрасно знаю, что имела в виду леди Гленкарти, – резко бросил он.
Оливия отшатнулась, как от пощечины.
– Да это просто невозможно, – слабо возразила она. – Одежда слишком мала для тети и леди Гленкарти. Она не налезет, как бы они ни старались.
Синклер нахмурился и оглянулся на полную фигуру леди Летиции и пышные формы леди Гленкарти. Пожалуй, с этим не поспоришь.
Он яростно выругался про себя и с едва сдерживаемым нетерпением процедил:
– Вы совершенно правы, мисс Харленд. Одежда для них мала.
– Если я оторву подол тетушкиной юбки до колен, она сможет сесть в седло.
Синклер кивнул, выпустив поводья, и Уильям Харленд облегченно вздохнул.
– Пойдем, дорогая – сказал он жене. – Нельзя терять время. Пусть Оливия сделает, как он велит. И позволь помочь тебе сесть на лошадь доктора Синклера.
– Оливия, нет! – вскричала тетка, когда Оливия схватилась за подол ее длинной юбки. – Это индийский шелк!
Оливия, невзирая на крики, оторвала длинную полосу. Леди Гленкарти снова вскинула голову.
– Мое платье, – отчеканила она, – останется в прежнем виде.
Синклер пожал плечами. Если она сломает ногу, спускаясь с холма, ей некого будет винить, кроме себя.
– Вы найдете, что в китайском платье легче идти, – обратился он к Оливии. Та кивнула и, поскольку переодеться было негде, побежала к привратницкой.
Пламя от догорающей виллы бросало тусклые красные отблески на окружающие холмы и деревья. Где- то в чаще прятались «боксеры». Оливия вздрогнула, открывая дверь пустой привратницкой. Быстро сбросив яблочно-зеленое платье с длинной юбкой, она натянула странную, но удивительно удобную одежду из грубого синего хлопка. Свободная блуза и широкие штаны позволяли двигаться легко и без помех.
Когда она вернулась, леди Гленкарти уничтожающе прошипела:
– Выглядите просто позорно, Оливия.
– Вовсе нет, – возразил Льюис Синклер. – Китайская одежда вам идет.
Она подняла голову. Их глаза встретились, и ее охватило непонятное ощущение.
– Будет еще лучше, если вы распустите волосы, – продолжал Синклер, оценивающе оглядывая ее. – Если на нас нападут, скорее всего, примут за китаянку.
Не успела Оливия опомниться, как он шагнул к ней и принялся ловко вытаскивать шпильки из волос. Щеки ее загорелись.
– Вот теперь вы настоящая китаянка, – неожиданно мягко заметил Синклер.
Она поспешно отвернулась, странно смущенная, мгновенно вспомнив о существовании его жены. Где она сейчас? Наверное, он ехал, чтобы встретиться с ней?
Оливия вскинула подбородок. В конце концов, это не ее дело. Она не станет думать о Синклере или о его жене-китаянке. Лучше станет вспоминать Филиппа! Высокого, светловолосого, неотразимо обаятельного Филиппа. Правда, черты его лица почему-то расплывались, но это, должно быть, от усталости.
Она расправила плечи. Впереди пятнадцатимильный путь, большая часть которого проходит по бездорожью. Нельзя позволять себе распускаться.
Она снова попыталась подумать о Филиппе, но, шагая вслед за Синклером прочь от виллы, в темноту, вдруг увидела перед собой его глаза и вспышку боли, которую случайно подсмотрела. Боли такой мучительной, такой беспощадной, что она едва не задохнулась. Чем вызвана эта боль? Какую жизнь он вел в провинции, вдали от Пекина?
– Как ты, дорогая? – спросил дядя, когда они осторожно спустились по каменистой дорожке, которую так легко преодолела коляска с лошадьми всего несколько часов назад.
– Хорошо, – пробормотала Оливия, уже успевшая унестись мыслями куда-то далеко.
