– Да. Очень плохо.
Повисло молчание, оно длилось всего мгновение – еле уловимое, и потому не вызвавшее неловкости. Впрочем, я к тому моменту еще не совсем оправилась от эмоций, вызванных моим прозрением. Я подняла свой бокал с остальными присутствующими, съела сваренное вкрутую яйцо и петрушку, которую принято окунать в соленую воду. И следовала за остальным порядком ведения седера до тех пор, пока, наконец, не пришло время приступить к праздничной трапезе. Потом, уже не в силах сдерживать стремительно кружившийся внутри клубок эмоций, я извинилась и, выйдя из-за стола, направилась в ванную.
Там я открыла кран с холодной водой и окунула в нее запястья, промокнула лоб. И замерла перед зеркалом, глядя на свое отражение. Кто я есть на самом деле?.. Впервые в своей жизни я подумала, что, похоже, начинаю это понимать.
По пути обратно я задержалась на кухне, чтобы узнать, могу ли я чем-нибудь помочь. Элл, уже успевшая убрать волосы с лица, наклонилась к духовке. Потыкав разложенную на противне запеченную картошку вилкой, она с досадой фыркнула.
– Могу я вам помочь? – осведомилась я.
Удивленная, Элл выпрямилась и покачала головой:
– Моя мать скажет, что говорила мне поставить картошку на час раньше. И будет права. Я просто сделаю температуру посильнее, и картошка будет готова минут через десять. А мы пока съедим остальные блюда. Все в порядке.
– Вы пробуете убедить в этом меня? Или себя саму?
Она засмеялась:
– Себя. Я рада, что вы смогли принять участие в нашем вечере, Оливия. Вы хорошо проводите время?
– Да, мне у вас очень нравится. Спасибо, что пригласили.
Элл, похоже, была не слишком искусной в пустой, бессодержательной болтовне, потому что между нами повисла неловкая тишина. Я судорожно пыталась придумать какую-нибудь тему для беседы, чтобы мы не просто стояли, молча глядя друг на друга. Но хозяйку дома это, похоже, совсем не заботило. Она вытащила из холодильника чашу с чем-то, напоминающим гуакамоле, и протянула мне:
– Вы могли бы отнести это, пока я борюсь с картошкой?
Я взяла тяжелую посудину из хрусталя.
– Конечно.
Элл наклонила голову, чтобы взглянуть на меня:
– Это трогает до глубины души, не так ли? Я имею в виду историю праздника.
– Меня что, насквозь видно?
Она покачала головой и увеличила температуру в духовке, потом оперлась на столешницу.
– Я так не думаю. Просто вспомнила, какой потерянной и подавленной чувствовала себя первое время, когда пыталась войти в семью Дэна. Я очень хотела подстроиться, быть как все. У них был этот таинственный язык, эти… традиции. Истории, которые они рассказывали, вспоминая времена, когда ездили детьми на каникулы. У моей семьи ничего подобного не было, так что поначалу все это просто сводило меня с ума.
Я поставила чашу на кухонный стол, чтобы послушать ее. Из столовой до меня доносился смех.
– Могу себе представить.
Элл тихо засмеялась:
– Ну да… Понимаете, я прекрасно готовлю рождественский окорок, но как похвастать этим перед родителями своего парня, если они – евреи? Мне нужно было что-то, способное произвести на них впечатление. Их нельзя назвать очень религиозными, но они пригласили меня на иудейскую Пасху, и я решила приготовить суп с клецками из мацы. Так вот, позвольте мне поведать вам, Оливия, что в бескрайнем мире клецок из мацы вы можете встретить рецепты пирожков, пончиков… И я приготовила пончики.
Мы вместе засмеялись.
– И что произошло потом?
– О, они съели эти пончики! И никто даже не вздумал пожаловаться. Я чувствовала себя ужасно, но семья Дэна просто приняла меня и обратила все в шутку. Добрую шутку. Они заставили меня почувствовать себя легко, как дома. После этого я в конце концов все-таки решила выйти за него замуж. По этой причине Песах для меня – особенный праздник, хотя я так и не научилась готовить пирожки.
– Какая замечательная история! Теперь у вас есть своя собственная история, – сказала я ей.
Элл выглядела удивленной секунду-другую, но потом опять расплылась в улыбке:
– Да. Полагаю, так и есть! Пойдемте, эта картошка дойдет и в выключенной духовке. Ну, готовы?
Я взяла чашу с гуакамоле и последовала за хозяйкой дома в столовую, полную ее родных и друзей.
Все внутри меня бурлило от приятного волнения, и это состояние не было связано с вином, которое я выпила за ужином. Я задержалась в гостеприимном доме дольше, чем планировала, смеясь и болтая со своими новыми друзьями. Я попросила одолжить мне Хаггаду, чтобы почитать дома, и Элл дала мне еще несколько книг. Я ехала домой, напевая «Дайену».
Когда я оказалась у дома, машина Алекса стояла на парковочном месте, но я с трудом удерживала в руках книги и упакованные в фольгу остатки праздничного ужина, поэтому не постучала в его дверь, когда проходила мимо. Я убрала еду в холодильник и сложила книги у своей кровати, где обычно читала.
Моя жизнь наклонилась и потеряла равновесие. Все, что произошло сегодня вечером, казалось правильным – у меня давным-давно не возникало подобного чувства. В молитвах был смысл. Сама история говорила со мной. Я не знала, что именно произошло, но неожиданно дверь в мою душу отворилась – точно так же, как мы во время седера открыли дверь в дом в ожидании пророка Илии.
Внутри меня что-то сдвинулось с мертвой точки, и я впервые подумала, что, возможно, наконец-то начала находить свой собственный путь.
Я с наслаждением стояла под душем, позволяя пару и горячей воде ослабить напряжение в моих плечах и шее. Размышляя о прошедшем вечере. Я была очень рада, что побывала сегодня в тот доме.
Я потерла глаза, и тушь осталась на кончиках пальцев. Стоило мне вспомнить, что завтра рано вставать, как накатила усталость: перед сменой в «Фото Фолкс» нужно было несколько часов поработать со своими личными заказами.
Я направила на лицо струю воды, дочиста смывая остатки косметики. Сил на эпиляцию не было, поэтому, отложив бритву, я лишь ополоснулась после мыла и вылезла из душа, чтобы обернуться полотенцем.
Я вышла из ванной и… закричала что было мочи, когда чья-то фигура, неожиданно мелькнув рядом, обернулась ко мне.
– Черт! Алекс!
Его розовая рубашка была расстегнута на горле, аккуратно выглаженные брюки цвета хаки стягивал ремень на талии. Он зализал свои волосы назад или просто немного подстриг их, я не могла сказать точно. Его пиджак был небрежно перекинут через спинку дивана. До моего носа долетел резкий запах травки. Я инстинктивно отшатнулась.
– Вот ты и дома. – В его голосе не было и намека на наркотический дурман, Алекс двигался не медленно, не вяло. Но явно дрожал всем телом.
– Что, черт побери, ты делаешь? – Прижав руку к груди, я почувствовала, как громко колотится сердце внутри. – Ты напугал меня до смерти!
– Прости. – Он подошел ближе, чтобы поцеловать меня. – Я решил войти к тебе, когда услышал шум душа. Как-то не подумал, что, заглянув на огонек, окажусь эдаким Норманом Бейтсом[25].
Сейчас, когда Алекс стоял так близко, я могла чувствовать лишь аромат его туалетной воды. Оставалось только спрашивать саму себя, не почудился ли мне запах марихуаны. Я посмотрела в глаза Алекса, искавшие мои, и не обнаружила ни малейших признаков покраснения. Его язык скользнул по моим губам, и, когда Алекс снова поцеловал меня, я ощутила вкус мятной жвачки.
И ничего больше.
– Ты напугал меня, – запинаясь, повторила я.
