– О, Патрик, да брось ты! Похоже, уже полдень. Пора просыпаться и поднимать свою ленивую задницу с кровати.
Патрик широко зевнул и величаво прошествовал мимо, потом резко обернулся и метнул в меня сердитым взглядом:
– Ты даже не сделала кофе?
– Твоя чертова машина слишком сложна для понимания, – ласково отозвалась я, хотя он, разумеется, прекрасно знал об этом, и конечно же продолжал пылать праведным гневом по поводу того, что я не подорвалась тут же варить ему кофе.
– Я все сделаю, – вдруг сказал Алекс и захлопотал у стола прежде, чем мы с Патриком успели обменяться изумленными взглядами. – Мне следовало подумать об этом, приятель! Прости.
Я недоуменно подняла бровь, наблюдая за этой внезапной вспышкой подобострастия. Но, черт возьми, что мне вообще было известно об этом парне? Предостережение, посвященная ему серенада в караоке и минет по пьянке в темной комнате. Он не показался мне типом, готовым раболепно угождать всем и каждому, и меня сильно удивил неожиданный поворот в его поведении.
– Спасибо, – немного натянуто отозвался Патрик. – Алекс, это – Оливия Мэки. Оливия, это – Алекс Кеннеди. Оливия сама себе хозяйка, работает по контрактам, у нее собственная компания, которая занимается графическим дизайном. Алекс оказывает консалтинговые услуги нескольким международным корпорациям.
Наливая воду в резервуар кофеварки, Алекс обернулся, когда Патрик представил нас в напыщенной манере, достойной коктейльной вечеринки. За спиной Патрика в его кимоно мы с Алексом переглянулись, я легонько пожала плечами. Я тоже ничего не понимала.
– Мы уже познакомились, – объяснила я Патрику. – А что это с тобой?
– Я лишь пытаюсь быть хорошим хозяином.
– Благодарю, Патрик, – сказал Алекс и приступил к варке кофе.
Он безошибочно четко передвигался по кухне Патрика, поколебавшись лишь однажды, когда открыл не тот шкафчик и обнаружил там банки со специями вместо кофейных зерен.
Я повернулась на своем стуле, внимательно наблюдая за Алексом. Он явно не был случайным гостем. Этот парень чувствовал себя здесь как дома.
Обычно мы с Патриком понимали друг друга без слов, но этим утром он нарочно не подавал мне верных сигналов. Или неправильно истолковывал мои. За ним водилась подобная избирательность. Прежде чем я смогла заставить приятеля объяснить мне, какого черта тут происходит, Алекс отвернулся от кофеварки.
– Кто-нибудь жаждет блинчиков?
– В меня уже не влезет! – воскликнула я.
Но Патрик уже поспешил согласиться:
– Алекс, ты – душка!
Потом Патрик посмотрел на Алекса. Алекс посмотрел на меня. А я посмотрела на Патрика.
– Что ж, – сказала я, – мне пора ехать. Нужно немного поработать…
– В воскресенье? – недоверчиво спросил Патрик. – Какой смысл в работе на саму себя, если ты не можешь отдохнуть даже в выходные?
Я встала и потянулась.
– Смысл работы на саму себя заключается в том, что я могу трудиться всякий раз, когда захочу.
– Да, и работать всякий раз, когда это необходимо. – Алекс наклонился над столешницей, заведя одну длинную ногу за другую так, что они перекрестились в области лодыжек.
Я кивнула. Он меня понял. Патрик, который вкалывал по восемьдесят часов в неделю, но при этом наслаждался месячным отпуском каждый год, осознавал значимость упорной работы, но, вероятно, так никогда и не постиг бы, почему я хотела оставить место с постоянной зарплатой ради собственного дела.
Я обняла своего бывшего бойфренда и поцеловала в щеку. Патрик наконец-то смягчился, так что избежать его ответных крепких объятий мне не удалось. Он сжал мое лицо в ладонях и заглянул мне в глаза.
– Не работай слишком много, Ливви. Все-таки сейчас праздники.
Я положила ладони на его руки, сжимавшие мои щеки, и осторожно оторвала его пальцы, чтобы ослабить железную хватку.
– Ты хочешь, чтобы я отобрала все подарки, которые тебе купила?
Патрик рассмеялся – это был его первый настоящий, искренний смех за несколько дней – и притянул меня к себе еще ближе. Потом шепнул на ухо:
– Не забывай, о чем я говорил.
Большую часть времени, когда Патрик вот так обнимал меня, я не видела в этом ничего особенного и относилась так, как и следовало, – как к физическому выражению привязанности и любви между двумя друзьями. Платоническими друзьями. Но иногда, случалось, я забывалась и вдыхала его запах – аромат одеколона, который я купила для него много лет назад и которому он никогда с тех пор не изменял, даже при том, что мог позволить себе что-то более трендовое и дорогое. Вот и теперь, почувствовав, как тело Патрика прижимается к моему, я закрыла глаза и напомнила себе, что пора бы его отпустить – сделать это было почти невозможно.
Все еще стиснутая в объятиях Патрика, я заставила себя открыть глаза. И тут же встретилась с глазами Алекса, посмотрев на него из-за плеча своего экс-возлюбленного. Очнувшись от этого проницательного взора, я быстро потрепала Патрика по спине и отпрянула от него, надеясь, что мои затвердевшие соски не сильно выпирали сквозь футболку, а мои щеки были не такими красными, как мне казалось.
Патрик схватил меня за запястье прежде, чем мне удалось отойти от него на почтительное расстояние.
– Останься хоть ненадолго. Сегодня воскресенье.
– Патрик…
Но он не отпускал меня.
– Алекс, скажи Лив, что она должна остаться!
– Оливия, ты должна остаться, – улыбнулся все еще нависавший над столешницей Алекс.
Я расплылась в ответной улыбке, а потом повернулась и хорошенько, от души толкнула Патрика в бок.
– У меня своя жизнь, дружище.
Тот усмехнулся.
– И что же ты собираешься делать сегодня? Шататься по своей холодной квартире и возиться со своими снимками? Кстати, Лив – фотограф, – добавил он для сведения Алекса, тоже шутливо пихнув меня под ребра.
– Круто. Что фотографируешь?
– Все! – бросила я через плечо, пытаясь отпрыгнуть подальше от загребущих ручонок Патрика.
Я посмотрела на друга – твердо, решительно. Вчера вечером он советовал мне избегать Алекса с таким пылом, с такой настойчивостью, будто от этого зависело бессмертие моей души, а теперь умолял провалять дурака весь день. Конечно, он часто убеждал меня остаться в гостях дольше, чем я собиралась, и я почти всегда позволяла ему себя уговорить. Но меня действительно ждала работа в студии, которая, увы, не могла сама почиститься и покраситься и которой, к сожалению, слишком сильно пренебрегали с тех пор, как я купила ее шесть месяцев назад.
– Патрик…
Осознание того, что он ловко манипулирует мной, ничуть не облегчало мое сопротивление его уговорам. Когда Патрик воззрился на меня, состроив хорошо знакомую недовольную гримаску, каждый раз подтачивавшую мою решимость, я обреченно вздохнула. И взглянула на Алекса: он наблюдал за нами со странным выражением лица, которое я могла бы назвать заинтригованным.
– Алекс печет блинчики, – напомнил Патрик.
Я смотрела на Патрика. Тот смотрел на Алекса. А Алекс… Алекс смотрел на меня.
– Пеку, – сказал он. – И мне это действительно хорошо удается.
