Я не заметила, как расплела кисточку подрагивающими от нервного возбуждения пальцами и стала скатывать нити в шарики.
– Кое-что ты уже знаешь.
– Ну да. Например, как помочь тебе кончить.
– Это уже не так мало, Дэн.
– Может быть. – Он нахмурился. – Но недостаточно. Я взглянула на него.
– Должно быть достаточно.
– Почему? – потребовал он. – Почему мне должно быть этого достаточно?
– Потому что это все, что я могу дать! – выкрикнула я. И не солгала.
– Не верю.
– Поверь. Я себе не многое могу дать. Тем более другим.
Дэн с силой потер лицо.
– Из-за твоего бывшего?
– Нет, Дэн. – Я произнесла это много мягче, чем могла сама от себя ожидать. – Не из-за него.
Он смотрел на меня, и вид у него стал потерянный.
– Он сделал тебе больно? Я хочу сказать… Он что, поднимал на тебя руку?
Теперь удивилась я:
– Нет. С чего ты так решил?
Он быстро поднял руку, и я дернулась.
– Поэтому.
Я покачала головой.
– Нет, он не бил меня.
– Если не он, то кто?
– Мать. Правда, недолго.
По лицу Дэна я поняла, что он думает, будто после моего признания наконец-то стал обо мне хоть что- то понимать. Он не мог знать, что битье матери внесло лишь незначительный вклад в то, что моя жизнь так чертовски запуталась. Его лицо смягчилось.
– И не надо меня жалеть! – резко сказала я.
– Не буду.
– Она перестала, как только я повзрослела и научилась давать ей отпор. – Я наблюдала за ним, испытывая извращенное удовольствие, приоткрывая эту завесу своей жизни.
Секреты, которыми делятся на вечеринках, где гостей угощают коктейлями и легкими закусками. Со случайно встреченными людьми за выпивкой, чтобы доказать, что они свободны от комплексов. Я же всегда думала, что, если кто-то сообщает совершенно незнакомому человеку, что мать била его, когда он был ребенком, или что его отец стал алкоголиком, какие же еще более неприглядные тайны своей жизни он может еще скрывать? Я ожидала, что и Дэн также сообщит мне кое-какие нелицеприятные подробности из своего не слишком прекрасного детства, потому что так поступают многие – узнав, что на чью-то долю выпало больше горя и страданий, эти многие начинают чувствовать себя чуть ли не счастливыми. В общем случае действует принцип: ты мне – я тебе.
– Мне жаль, что такое случилось с тобой.
– Такие вещи не редкость, – заметила я. – Плохое не заставляет себя ждать. Не многим удается его избежать. К тому же она не бросалась на меня с ножом или что-нибудь в таком роде.
– Однако ты продолжаешь вздрагивать и уклоняться.
Я пожала плечами:
– Ты зол и превосходишь меня физически. Все дело в привычках.
Дэн вздохнул.
– Так как твой бывший дружок тебя обидел? Обманул?
– Нет.
– Расстался с тобой?
Чем больше Дэн заставлял меня раскрываться, тем сильнее я хотела, чтобы он остался. Не знаю, делал он это осознанно или нет, но я понимала, на что он меня толкает, и не препятствовала этому. Так же как было со многими вещами до того, как мог состояться мой первый с ним разговор по душам.
Впрочем, это не значит, что мне нравилось такое положение вещей. Я не хотела ничего ему объяснять, не хотела воскрешать прошлое, говорить ему правду о том, почему стала такой, какой стала. И я также должна была признаться себе, что, хотя и сказала ему, чтобы он ушел, на самом деле мне этого совсем не хотелось.
– Мы оба были молоды. Ему было двадцать, мне девятнадцать. Мы познакомились в колледже. Его звали Мэтью.
Его звали Мэтью, и, когда он поцеловал меня в первый раз, я подумала, что больше не смогу вдохнуть.
– Ты любила его? – слегка нерешительно спросил Дэн.
– Я думала, что любила. Думала, что он тоже меня любил. Но что значит «любовь»? Слово.
– И чувство.
– Ты судишь по себе? Ты знаешь, что это за чувство? – задала я ему встречный вопрос.
Дэн молчал целую минуту.
– И почему у вас не сложилось?
– Он думал, что я обманываю его. А я была верна. Я просто не могла иначе. – Дэн как будто нисколько не сомневался в правдивости моих слов. Я прищурилась, глядя на него, и продолжила: – Он настаивал на своем. Нашел кое-какие письма и решил, что они от любовника. Он назвал меня лгуньей, ну кое-что еще добавил при этом. Потаскуха, например. Но когда обвиняют во лжи, это задевает сильнее. Наверное, мне и в самом деле нужно было солгать и сказать ему, что он совершенно прав и я лгунья. Вместо этого я сказала ему правду.
– И он тебе не поверил?
– Поверил, – сказала я, снова думая об этом.
– Но если ты не лгала…
– Это было давно, – сказала я, обрывая его. – И как я уже упоминала, мы были молоды.
– И больше ты мне ничего не скажешь, – нахмурился Дэн.
– Нет, Дэн.
– И ты хочешь, чтобы я ушел.
Я взглянула ему в глаза.
– Нет, не хочу.
Он, подбодренный этим, подошел ближе и положил руку мне на плечо.
– Тогда что ты хочешь, Элли?
– Я хочу, чтобы ты не привыкал.
– Ты думаешь, что я привыкаю?
– Я знаю, что однажды это произойдет и ты захочешь большего. Но этого большего я дать тебе не могу.
Дэн погрузился в молчание и молчал довольно долго.
– Когда прочел «Маленького принца», я подумал, что ты должна быть розой. С колючками, убедившими меня в том, что ты способна за себя постоять. Теперь же выясняется, что розы ты ненавидишь. Тогда ты можешь быть Лисом. Если так, то, скорее всего, ждешь, чтобы я тебя приручил.
Скажи эти слова кто-нибудь другой, я либо расхохоталась бы, либо округлила глаза. Но в том-то и дело, что их говорил мне Дэн. Сколько мужчин стало бы читать сказку Антуана де Сент-Экзюпери, ставшую классикой, и тем более пытаться вникнуть в ее смысл?
Я взяла его руку и зажала между ладонями.
– Лис говорит Маленькому принцу, что он ничем не отличается от тысяч других лис. Так же как и отдельный цветок не отличается от сотни тысячи других.
Дэн убрал свободной рукой прядь волос с моего лица.
– Но Лис сам попросил Принца его приручить, чтобы они стали нужны друг другу, стали единственными
