что я чувствую именно его, уже одно это рождало бурю ощущений.
Дэн замер, спрятав лицо на моей шее.
– О боже…
Я провела руками по его спине, чувствуя выступающий позвоночник, косточки-близнецы у его основания. Он вошел в меня глубже, вышел, словно экспериментируя. Снова вошел.
Опершись на руки, он приподнялся и смотрел на меня, двигаясь быстрее. Я вместе с ним. Еще быстрее. Мое тело встречало его влажным жаром. Толчки стали резче. Я подняла бедра, чтобы он мог погружаться в меня еще глубже.
Дэн издал хриплый возглас, движения стали неровными. Мышцы на его руках, шее и груди вздулись, лицо напряглось. Глаза его были закрыты.
– Дэн, – настойчиво сказала я, как до этого не раз просил меня он. – Я хочу, чтобы ты кончил.
Он открыл глаза и издал низкий крик. Его тело дернулось. Я чувствовала, как он содрогается внутри меня, и представляла, как он заполняет меня своим жаром. Он рухнул на меня всем весом, но мне было приятно его ощущать. Его лицо на моей шее было горячим. Он поцеловал меня в плечо.
Мы молчали, пока выравнивалось наше дыхание, воздух охлаждал кожу, взмокшую от сжигавшей нас страсти. Дэн скатился с меня, наклонился, взял простыню, накрыл нас ею и снова прижал меня – моя спина у его груди. Я чувствовала ягодицами его член – мягкий, влажный, скользкий, но в тот момент у меня не было сил, чтобы встать.
Дэн поцеловал меня между лопаток. Я положила руку под щеку. Он гладил мое бедро. Простыня скользила по моему телу, словно перекатывающиеся на море волны.
– Он был старше меня, – сказала я. – Говорил мне, что любит. Что из всех девчонок, которых он знал, я самая красивая и что он никогда не сможет никого полюбить так, как он любит меня. Что он умрет, если я не буду с ним.
Рука Дэна на мгновение замерла. Затем он продолжил гладить мое тело.
– Ты его любила?
– Не так, как он хотел. – Я закрыла глаза, думая, что, возможно, Дэн уже ждет слез, которые последуют, но я знала, что он ждет напрасно. Я по-всякому старалась забыть то, что было, но мне никогда не удавалось полностью избавиться от воспоминаний. – Но как бы то ни было, я позволяла ему делать то, что он хотел. Потом он всегда говорил «спасибо», словно это могло все исправить. Иногда он не просто хотел, чтобы я что-то делала. Иногда он хотел делать что-нибудь со мной. Как ты. Больше я не позволяла этого никому.
Дэн снова поцеловал меня в плечо. Он помедлил так, прежде чем спросить:
– Сколько тебе было?
– Когда началось – пятнадцать. Восемнадцать, когда закончилось.
Дэн сжал меня крепче. Почувствовав, что я не напряглась и не вырываюсь, сжал еще чуть сильнее.
– Что заставило его прекратить?
Я оттолкнула простыню и села. Посмотрела на лежащего на спине Дэна через плечо.
– Думаю, он имел в виду то, что говорил. Что умрет, если я не буду с ним.
Я ожидала какой-нибудь банальности, приглушенного от ужаса выдоха, выражения шока. Дэн просто сел рядом, обхватил меня руками, заключая в объятия.
Я ждала, что он спросит, кто это был, этот парень, который любил меня так сильно, что был готов скорее умереть, чем жить без меня. Дэн не спросил. Поэтому говорить я не стала.
Летние дни были продолжительнее ночей, и к тому времени, когда наступала темнота, я уже чувствовала себя усталой. Мы провели день на местном фермерском рынке, на августовском солнцепеке, и мне было лень возвращаться домой. Это случалось все чаще – мне все реже хотелось уходить. Я даже начала оставлять свою зубную щетку и смену одежды.
– «Две правды и одна ложь», вот как это называется, – произнес за моей спиной Дэн.
Над нами работал вентилятор. Потоки прохладного воздуха ласкали кожу. Я взглянула, как вращаются лопасти, и зевнула, довольная на этот момент тем, что сижу полуодетой, полусонной, чуть задумчивой.
– Типа того. Ты говоришь мне две правды и одну ложь, а я пытаюсь догадаться, что из того, что ты скажешь, – ложь.
Я повернула голову – совсем чуть-чуть, – чтобы взглянуть на него. Дэн совсем не выглядел так, словно провел весь день на солнце, в отличие от меня. Я размякла, в то время как он был свеж как огурчик. Солнце выявило веснушчатый узор на его носу, окрасило бронзой его щеки, высветило морщинки в углах его глаз. В ожидании моего ответа он подпер щеку рукой.
– Зачем?
– Потому что это весело, – сказал он. – Пьянящая игра.
– Мы ж не пьем, – заметила я, разморенная и довольная кроватью и свежим воздухом, чтобы даже подумать о том, чтобы приподняться.
– Я боюсь высоты. Однажды я съел червяка. Мое второе имя Эрнест.
– Могу я надеяться, что третий факт – ложь? – Я перевернулась на бок и положила ладонь под щеку, имитируя Дэна.
Он улыбнулся.
– Надеяться ты можешь, но это правда.
– Я верю, что ты съел червяка. Значит, ты боишься высоты.
– Очень хорошо, – похвалил он. – Видишь: работает? Твоя очередь.
Если бы не мое абсолютное нежелание двигаться, я бы отказалась. Грубить тоже не хотелось.
– Я однажды пропела «Это песня, которая никогда не закончится» 157 раз подряд. Мне нравится красный цвет. И я никогда не была в Мексике.
– Легко, – сказал он. – Ты ненавидишь красный.
Я заинтересованно посмотрела на Дэна.
– Почему ты ответил не задумываясь?
– Я никогда не видел, чтобы на тебе было что-нибудь красное.
– Но ты нечасто видел меня в одежде разных цветов, – заметила я.
Дэн улыбнулся.
– Верно, но насчет красного я уверен. К тому же не только ты одна не была в Мексике – в это легко поверить. И я уже знаю твою любовь к цифрам, поэтому 157 – это подсказка. Правда, я никогда не слышал этой песни.
– Я могла бы спеть ее для тебя, – сказала я, – но ведь она не имеет конца.
Я снова легла на спину и стала смотреть в потолок. Примерно с минуту я наблюдала за тем, как лениво вращаются лопасти вентилятора. Дэн не двигался. Он лежал на боку и смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд.
– Ты знаешь про любовь к цифрам? – спросила я легко, небрежно, словно я спрашивала просто так, от нечего делать.
Дэн протянул руку и намотал прядь моих волос на палец.
– Да.
– Это… это так очевидно? – спросила я, не отрывая взгляд от потолка. На нем было тридцать четыре трещины.
– Нет. Просто я заметил, что ты всегда точно знаешь точное число чего бы то ни было. Сколько раз мы объехали квартал, чтобы найти место для парковки. – Я услышала в его голосе необидную насмешку. – Сколько шариков в вазе.
– В день, когда я ее уронила.
– Да.
Я сделала ровный вдох, стараясь, чтобы меня не слишком сильно волновал тот факт, что Дэну стала известна эта черта моего характера. Странное это было чувство. И оно смутило меня куда более сильно, чем то, что он видел меня почти в любой сексуальной позе. Я чувствовала себя обнаженной больше, чем когда я была без одежды.
– Тебе не нравится, что я об этом знаю.
