Я повернулась на бок, отворачиваясь от него.
– Нет, Дэн, не нравится.
Он коснулся моего плеча, подвинулся ко мне. Наши ноги подошли друг к другу как кусочки пазла, как если бы мы были вырезаны из воска, чтобы потом быть склеенными вместе. Дэн вздохнул. Я почувствовала его дыхание на своей коже.
– Почему, Элли? Почему это важно?
Я не могла говорить. Не могла объяснить, почему считать для меня так важно. Что я привыкла к этому, так как это позволяло мне не думать о вещах, которые причиняли мне такую сильную боль, что… Я не могла ответить. Даже самой себе.
– Об этом неловко говорить.
Дэн ответил не сразу, начав ласкать мое тело – плечо, вниз по руке, окружность бедра, бок, затем снова наверх. Его живот и член были прижаты к моим ягодицам, и мне пришло в голову, что наша нагота его не возбуждает. Что мы достигли той черты, после которой нагота означала комфортное состояние для нас обоих, и что его руки на моем теле могли не только возбуждать, но и успокаивать.
Что рядом с ним я больше не чувствовала себя уязвимой.
Я закрыла глаза от обжегших меня слез и закрыла их ладонями, чтобы слезы удержать. Дэн молча продолжал гладить мое тело. Я хотела от него отодвинуться, но не стала. Хотела встать с кровати, одеться, вернуться домой к моим чистым, прохладным простыням и белым, голым стенам. К своему одиночеству.
– Элли, – спустя некоторое время сказал Дэн. – Я не ломал кости. Я никогда не катался на коньках. И я не люблю.
Я видела шрам, оставшийся у него после падения с велосипеда, когда его увезли в госпиталь со сломанной ногой. Я видела его фотографии, сделанные зимой на пруду его бабушки и дедушки.
– Дэн, не надо.
Он устроился еще ближе ко мне и прижался губами между моих лопаток – он особенно любил целовать это место.
– Ты такая красивая, Элли. Почему ты не позволяешь мне…
Это слово послужило мне стимулом. Я подвинулась, села, свесив ноги с постели.
– Нет. Перестань. Дэн, ты все испортишь.
Кровать запрыгала, когда он тоже сел.
– Как я могу все испортить? Что «все», ты можешь мне ответить?
Я встала и стала искать свою одежду. Нет, я не хотела слышать то, что он был должен сказать. Не хотела. Не могла. Поэтому я не буду его слушать.
– Элли, посмотри на меня.
– Все это… секс, – сказала я. – Наше с тобой знакомство. Двое тех, кто совместим в постели. Дружба.
– Это не все, – сказал он.
Я нашла свою рубашку и быстро натянула ее. Трусики. Длинная цыганская юбка, которую я надела, собираясь на рынок. Нашла только одну туфлю.
Дэн сидел на постели и смотрел на меня.
– Что ты делаешь?
– Одеваюсь.
Я поймала его взгляд. Лицо, которое, несмотря на все мои усилия, стало мне таким знакомым, хмурилось. Дэн обхватил руками колени.
– Иду домой, – добавила я.
– Почему? Потому что я заставил почувствовать себя не в своей тарелке? Из-за этого?
– Да! – Я повернулась к нему, держа в руках туфлю. – Или этого недостаточно?
– Нет, недостаточно!
Он повысил голос, и я отступила, выставив туфлю наподобие щита. Осознав, как нелепа моя реакция, тут же смутилась и почувствовала, как к щекам прилила жаркая волна. Вид у Дэна была обиженный, затем разгневанный.
– Ты ведешь себя так, словно думаешь, что я тебя ударю.
Я ответила, не глядя на него:
– Вовсе так не думаю.
– Но думаешь, что я причиню тебе боль, ведь так? Обида и боль в его голосе заставили мне отвернуться.
Найдя вторую туфлю, я ухватилась за комод и, используя его в качестве опоры, обулась.
– Ты все-таки это делаешь, – укорил он меня, вставая с постели и шагая ко мне. – Не впускаешь меня в свою жизнь.
– Мне надо идти.
Дэн ухватил меня за рукав у порога и дернул назад. Я не сопротивлялась. Положив ладони мне на руки, он развернул меня лицом к себе.
– Элли, почему ты думаешь, что я причиню тебе боль?
– Я не думаю, что ты собираешься причинить мне боль, – после продолжительного молчания произнесла я. Каждое слово далось мне с трудом, оставляя после себя кровоточащую рану, словно я выдергивала из кожи колючки. – Это я причиню тебе боль.
– Так не причиняй. – Он нежно дотронулся до моего лица пальцами. – Ты не причинишь, Элли.
– Причиню, Дэн. – Я заглянула в его глаза. – Знаю, что причиню.
– Нет. – Он принуждал меня смотреть ему в глаза, нежно удерживая мое лицо. – Ты ведь не хочешь этого.
Я высвободила руки.
– Я не говорила, что хочу. Я сказала, что причиню. Я не хочу, но причиню, потому что по-другому не получится.
– Не обязательно.
Если бы он стал меня умолять, я бы взглянула на него с презрением и ушла, но Дэн продолжал говорить со мной в том ключе, в каком всегда говорил с самого начала. Словно знал меня лучше, чем я себя. Он заблуждался.
– Мне нужно идти, Дэн. Пожалуйста. Не усложняй все, что и без того уже сложно. – Я принялась застегивать блузку дрожащими пальцами.
– А почему это сложно? Давай сделай, чтобы было проще!
Я оторвалась от пуговиц, чтобы взглянуть на него.
– Ты говорил, что не станешь…
Дэн качнул головой и протянул руки, растопырив пальцы. Жест «прости меня».
– Я знаю, но…
– Нет! – закричала я, и Дэн отступил от моего крика. – Никаких оправданий! Ты сказал, никаких привязанностей, Дэн. Ты сказал так с самого начала. Я тебе с самого начала ясно дала понять, что хочу, и ты сказал, что не будешь… привязываться.
Я не могла кричать – горло словно сковало обручем. Я едва дышала. От гнева и досады у меня так дрожали руки, что я не могла попасть пуговицей в нужную петлю. Стиснула зубы, чтобы не позволить словам сорваться с губ. Я не хотела продолжать, но знала, что все-таки скажу, невзирая ни на что. От собственного бессилия я схватилась за полы блузки, одна выше другой, так сильно, что помяла ткань.
– Ты сказал, что не будешь привязываться. – Я сделала глубокий вдох, только поэтому мой голос почти не дрожал.
Дэн молчал. Он стоял передо мной, словно позабыв о своей наготе. Я не могла на него смотреть. Не могла смотреть на его тело, которое знала как свое собственное. Взяв пару тюбиков скраба с комода, я запустила ими в Дэна. Они ударились ему в грудь. Он подхватил их, чем уберег меня от выяснения с ним отношений, тем самым избавил меня от чувства стыда.
