Настоящий связист. Короче говоря, ставлю ему задачу.
Капитан Каплий с двумя взводами приступил к делу. Связь с дивизией была налажена в срок. На линии он установил несколько контрольно-телефонных постов. На одном из них, расположенном в палатке поблизости от железной дороги, находился и сам капитан Каплий. Связь работала хорошо. Оставив у аппарата дежурного телефониста и выставив часового, он разрешил остальным отдыхать.
Построил несколько километров линии, установил связь. Ничего особенного, обычная работа.
С первыми лучами нежаркого утреннего солнца капитана Каплия разбудил тревожный голос часового: «Товарищ капитан! Фашисты…» Приказав часовому залечь у насыпи и вести наблюдение, Каплий быстро и без шума поднял бойцов, развернул их в цепь, занял оборону. Не заметив этих приготовлений, гитлеровцы приближались к контрольному посту. Вот-вот раздастся команда, и они бросятся в атаку — численный перевес на их стороне. Подпустив противника поближе, связисты по команде капитана открыли огонь и уничтожили почти всю группу. Только нескольким фашистам удалось скрыться. Контрольно-телефонный пост продолжал прерванную было работу. Связь с дивизией действовала устойчиво.
Километры этой линии вошли в число тех 1450 итоговых, о которых я уже говорил. И таких километров было немало. Убитых гитлеровцев подсчитывали уже другие рода войск. А эпизод, о котором я рассказал, трансформировался в нашем сознании примерно так: «Капитан Каплий с группой бойцов установил и поддерживал связь с дивизией, и при этом была уничтожена группа вражеских солдат».
3
С 20 марта соединения 27-й армии, перешедшие в контрнаступление, успешно продвигались вперед. Сбивая сильные арьергарды противника с подготовленных рубежей, неудержимо преодолевая его сопротивление, они подошли после десятидневных боев к австрийской и югославской границам.
Преследуя остатки задунайской группировки гитлеровцев, войска 3-го Украинского фронта устремились в направлении Вены. Соединения 27-й армии в первых числах апреля вторглись в пределы Юго-Восточной Австрии и повели активные действия в направлении города Грац, одновременно войска вступили и на территорию Югославии, очистив от противника северную ее часть по реке Мура.
Чтобы не отстать от штабов соединений, ННСы использовали не только постоянные, но и бездействующие высоковольтные линии электропередач. Медные электропровода, рассчитанные на высокое напряжение, имеют большое сечение, поэтому телефонную связь по ним можно устанавливать на значительные расстояния. Слышимость при этом была столь хороша, что у командования нередко возникали недоуменные вопросы.
Так случилось и в тот раз, когда ННС — командир 38-й роты старший лейтенант Иван Павлович Кряжев — использовал высоковольтную линию для связи с 33-м стрелковым корпусом.
— Товарищ Агафонов! Где находится штаб 33-го корпуса? — спросил генерал Трофименко, закончив телефонный разговор.
Я назвал точное местонахождение штаба.
— А не морочите ли вы мне голову? — чуть растерянно проговорил командарм. — Я ведь чувствую, он где-то рядом. Послушайте, как гремит телефон… — И уже другим тоном приказал: — Сейчас же проверить и доложить!
— Штаб корпуса на своем месте, товарищ командующий. А связь с ним поддерживается по высоковольтной линии, поэтому такая слышимость…
— Ну и фокусники, — проворчал Трофименко. А я почувствовал, что командарм доволен нашей рационализацией, хотя не показывает виду.
Но и в последние недели войны нам не всегда сопутствовала удача, не везде были высоковольтные линии, не всегда противник спешил сдаться в плен.
Особенно трудные условия сложились для наших войск в Австрийских Альпах. В горах лежал влажный глубокий снег. То и дело обрушивались тяжелые снежные карнизы, нависшие над узкими тропами. Пользоваться каким-либо транспортом в этих условиях было невозможно. Связисты тащили на себе катушки с кабелем, переносные радиостанции, телефонные аппараты…
Мы с подполковником Аверьяновым выехали в одно из соединений, которое то и дело теряло связь со своими полками. У подножия Альп шумела весна: в горах уже таял снег, и здесь звенели ручьи. Распаренная земля начала покрываться легкой зеленой дымкой, которая вот-вот готова была разлиться широким морем альпийских лугов. Чувствовалось, еще немного — и брызнут первой листвой деревья, ярко вспыхнут в лугах цветы.
— Сергей Петрович, красота-то какая! — нарушил я затянувшееся молчание.
— Красота-а, — протянул Аверьянов, очнувшись от каких-то своих мыслей. — А я вот завидую, Василий Прохорович. Завидую по-хорошему нашим политработникам, — неожиданно признается он.
— Неужели надоела наша работа, Сергей Петрович?
— Да нет, работа не надоела. Только уж больно сейчас у наших политработников дела интересные пошли. В самой гуще исторических событий находятся. То ведут переговоры с венграми, то с югославами, то союзники пожалуют. А мы слышим лишь случайные обрывки, кусочками видим большие исторические события… Ну о чем мы с вами, прошагав чуть не по всей Европе, сможем рассказать хотя бы своим детям?! — патетически воскликнул Аверьянов. — Разве что о весенних пейзажах?..
— Дорогой мой Сергей Петрович! Вас все история волнует. А ведь география тоже не последний предмет!
Да, география тоже не последний предмет… Только что мы радовались весне, а поднялись в горы, снова дохнула в лицо уходящая зима. Горная тропа круто петляет вверх. Из ложбин, забитых потемневшим снегом, тянет холодом. Лошади под нами, предчувствуя глубокий снег, настороженно прядут ушами, нехотя продвигаются вперед.
Последний луч заходящего солнца переломился о снежную вершину, на миг озарил ее багряным светом, и сразу поползли холодные сумерки. В горах темнеет быстро. КП дивизии мы достигли уже затемно.
Встретил нас начальник связи дивизии майор Тертычный. По одному его виду можно было судить, что дела обстоят не блестяще. Дивизия попала в исключительно тяжелые условия. Установленная с полками проводная связь почти бездействовала. Небольшие группы фанатично настроенных фольксштурмовцев, хорошо зная тайные горные тропы, вырезали кабель, устраивали засады. Надсмотрщики, которых высылали на линию, как правило, не возвращались, а у Тертычного не было резервов, чтобы выделить на направление, скажем, роту. Так и пришлось отказаться от проводной связи.
Радиосвязь в горных условиях тоже действовала ненадежно. Не помогли даже опыт и большие знания подполковника Аверьянова. Всю ночь он провозился с аппаратурой, меняя волны диапазона, перемещая радиостанции, пробуя устанавливать антенны в различных направлениях. И только с восходом солнца появилась радиосвязь с полками. Но облегчения это не принесло. Каждый из нас понимал, скроется солнце — и эфир, сколько ни бейся, снова станет непроницаем для коротких радиоволн.
Светает в горах так же быстро, как темнеет. Не успели слегка перекусить, ослепительно вспыхнули снежные вершины, а по долинам, скатываясь в глубокие расщелины, пополз седой туман. Зазеленели внизу луга, но нам предстояла дорога не к этим лугам, а туда, где до рези в глазах сверкал белый снежный настил.
С трудом добрались на КП части, с которой утром так и не удалось установить радиосвязь. В полку большие потери, тяжело ранен командир. Начальник радиостанции убит, а радиостанция выведена из строя пулеметной очередью. И снова Сергей Петрович колдует возле разбитой радиостанции, надолго задумывается, трет рукой заросшие щетиной щеки, словно хирург операционной сестре, отдает, не глядя, какие-то распоряжения сержанту-радисту…
И я еще раз подумал, как незаметен труд связиста. Ведь вот сколько сделал для обеспечения войск связью, например, Сергей Петрович Аверьянов! Но как и чем измерить его вклад в общее дело? Какими заслугами отмечен его боевой путь? Как тут было не вспомнить Старую Руссу, заснеженные леса и болота, далекий 1942 год… Потеряна связь с батальонами морской пехоты. В темную глухую ночь пробираются в
