В этой тревожной обстановке собрался Военный совет 11-й армии. Командарм Морозов проанализировал данные разведотдела, изложил реальную обстановку и дал оценку условиям, в которых находилась армия.
Было принято решение: 16-му стрелковому корпусу в составе 188, 5 и 33-й стрелковых дивизий, а также 128-й стрелковой дивизии армейского подчинения занять рубеж обороны вдоль границы, в непосредственной близости от нее, оставив от каждой дивизии в лагерях в районе Казлу-Руды лишь по одному полку; штаб армии передислоцировать из Каунаса на командный пункт в форт № 6 (он сохранился еще со времен первой мировой войны и представлял собою бетонированное помещение с надежными перекрытиями), там же развернуть и армейский узел связи; войскам выдать боеприпасы. Покинув лагерь в Казлу-Руде, соединения скрытно заняли оборону вдоль границы с Восточной Пруссией на участке протяженностью около ста километров.
Весь день 19 июня я занимался отправкой имущества и средств связи в форт № 6. Вечером туда же выехали комбат Залман Моисеевич Рошаль и почти все командиры отдела. Домой я вернулся поздно, дети и жена уже спали. Зашел на кухню. Чайник еще горячий, — значит, жена ждала. В передней раздался звонок.
Столь поздним гостем оказался начальник разведывательного отдела подполковник Алексей Андреевич Сошальский. Он и прежде бывал у нас, но такой поздний визит насторожил меня.
— Проходи на кухню, Алексей Андреевич. Сейчас разбужу Веру. Поужинаем.
— Не надо. Я на минутку. Забрел на огонек…
Мы прошли на кухню. Из чайника уже валил пар, предупредительно погромыхивала крышка.
— Что-нибудь случилось, Алексей Андреевич? Ты чем-то встревожен…
Сошальский, всегда спокойный и даже чуточку самоуверенный, сейчас действительно был не то озадачен, не то растерян.
— Алексей Андреевич, может, чайку?
— Чайку можно, чайку даже обязательно, — скороговоркой отозвался он.
Я налил чай. Сошальский обхватил руками свой стакан, словно желая согреться, и тихо спросил:
— Ты слышал о разведчиках из 23-й дивизии?
Я знал, что артиллеристы-разведчики из 23-й дивизии по заданию штаба армии проводили в районе Кальварии разведку по линии границы. Впотьмах машины проскочили государственную границу и влетели в Сувалки. Немецкие офицеры не стали чинить нашим никаких препятствий, только предложили покинуть Сувалки. Возвращались разведчики уже на рассвете. Вдоль всей дороги виднелись надписи: «Запретная зона!», «Не ходить!», «Стреляю!».
В этой истории меня успокаивало то, что немцы легко отпустили наших разведчиков. Я сказал об этом Сошальскому.
— А меня, Василий Прохорович, это как раз больше всего и беспокоит. Боюсь, остались считанные дни… — Алексей Андреевич не произнес слова «война». В то время мы суеверно его избегали. — Если бы немцы задержали наших, — продолжал Сошальский, — начались бы комиссии, разбирательства… А это, видать, уже не входит в их планы. У них все решено и готово. И последний перебежчик называет точную дату — воскресенье.
— Но, Алексей Андреевич, уже была одна точная дата — 15 июня, — постарался я успокоить Сошальского, а главное, самого себя.
— Была. Но это ни о чем не говорит. Немцы могли узнать, что нам стала известна та дата, и изменили ее. Возможно, этим они пытаются сбить нас с толку. — Сошальский встал, подошел к окну, распахнул его. — Смотри, ночь-то какая темная и короткая. Удобное время начинать… — И без всякого перехода вдруг сообщил: — Сегодня днем контрразведка задержала на хуторе литовскую женщину — стирала флаг. Нет, не советский, конечно. А в районе дислокации 188-й дивизии какой-то священник обрезал кусачками провода местной линии… Да, Василий Прохорович, скажи Рошалю, чтобы организовал охрану линий связи, а то все может полететь к черту…
— А мы уже послали небольшие группы «военпредов» из числа одногодичников на узлы связи в различные пункты.
— Очень своевременно, очень, — опять скороговоркой выпалил Сошальский и неожиданно спросил: — Кстати, что думаешь делать с семьей?
— Пока не решил. — Этого вопроса я боялся больше всего. Боялся даже задавать его самому себе…
— У тебя двое детей, отправь их в Рыбинск к своим, а там будет видно. В конце концов, сейчас лето, не сидеть же девочкам в городе… — И я вдруг увидел прежнего Сошальского, спокойного и чуточку самоуверенного. Он подошел к столу, залпом выпил остывший чай, быстро надел фуражку, протянул руку и, как мне показалось, вроде бы подмигнул:
— Ну давай лапу, Василий Прохорович… Все будет хорошо. Мы ведь, черт возьми, солдаты. Война — так война. Не нам ее начинать, но и не нам ее бояться!
«Сошальский приходил предупредить меня о семье, — думал я, когда остался один. — Сам он ничего не боится и готов ко всему. Все мы готовы… И командарм Морозов тоже волнуется — отправил дочь в пионерлагерь почти к самой границе. Неужели забота о семьях — паникерство? Морозов не может забрать свою девочку, он сделает это последним. Завтра же пойду к Зуеву и Рудакову, буду просить, чтобы эвакуировали все семьи… А разве член Военного совета Зуев и начальник политотдела Рудаков не просили в округе разрешения на эвакуацию? Или это тоже паникерство? Заколдованный круг, да и только!»
Встал я очень рано. Дочки еще спали. Я поцеловал их спящих и долго смотрел на каждую, будто готовясь к разлуке.
— Что-нибудь случилось? — тревожно спросила жена.
— Пока ничего… Но если что-нибудь… В общем, если увидишь, что разорвалась бомба или снаряд, сразу бросайтесь в воронку. В одно место два раза не попадает. Это проверено.
* * *
— Не слишком ли вы открыто сосредоточились у границы? — спросил командующий округом Ф. И. Кузнецов. — Как бы на той стороне не пронюхали об этом. Не избежать тогда неприятностей.
— Мы все сделали, чтобы наши перемещения не вызывали подозрений. Просто соединения оставили лагерь в порядке учений, — ответил И. Т. Шлемин.
— Руководство одобрило?
— Есть решение Военного совета армии.
— Мне доложили, что и боеприпасы выданы войскам.
— Выданы.
— Пожалуй, поторопились. Осторожнее с ними. Один случайный выстрел с нашей стороны немцы могут использовать как повод для любых провокаций.
— Понимаем. Люди строго предупреждены.
Несколько секунд оба стояли молча, уставившись друг на друга. Высокий, статный генерал Кузнецов и маленький, бритоголовый, но покоряющий своим спокойствием генерал Шлемин.
Кузнецов нервно то надевал, то снимал перчатки.
— Запутанная обстановка. Страшно запутанная…
Командующий округом направился к выходу. Был он заметно расстроен, шел углубленный в свои мысли, ничего не замечал. Уже сидя в машине что-то собирался сказать начальнику штаба армии, но промолчал и только махнул рукой:
— Ладно!
Конкретных указаний он не дал. Но мы были довольны уже тем, что боеприпасы остались в войсках.
Через два часа я выехал в форт № 6.
Наступил вечер 21 июня. На узле связи работа не утихала: из дивизий поступали сообщения одно
