уповать на свои угрозы великой империи, сокрушившей Минское царство? Эти вопросы, приносящие лишь смущение духа, роились в головах обоих чиновных маньчжуров. Ответов на них не было. Нужно ждать приказа великого князя Доргоня.
Начальник войсковой операции Гусак тяжелым взглядом провожал удаляющихся всадников противника. Выдержав паузу, он, выговаривая каждое слово, произнес:
— Разговор, стало быть, окончен… — и, повернувшись, окликнул трубача: — Юнпе! Труби атаку!
Гусак заранее обговорил действия отряда Волкова и минометной батареи при полном провале переговоров. Один из корейцев, приложив к губам трубу, вместо более привычных военных медных гонгов, принялся наигрывать нехитрую мелодию. Услышав ее, маньчжуры, что были чином попроще, стали то и дело оборачиваться на остававшихся до сих пор на месте переговорщиков. Что они еще хотели, эти недалекие варвары?
— Если они атакуют войско Саньта, то очень скоро об этом пожалеют, — нехотя проговорил Айжиндай, помощник гиринского фудутуна. — Там больше воинов, чем есть у этих глупцов.
— Стоит предупредить Саньту, — степенно кивнул даотай Дачэнь, совсем недавно назначенный на эту должность — советника цзянцзюня Гирина. — Отправь к нему гонца с сообщением о моем разрешении атаковать варваров, если они посмеют напасть.
Вскоре двое всадников отделились от группы и на рысях двинулись в сторону засевшего в орешнике тысячного полка селина Саньты.
— А гонцов они все же послали! — торжествующе воскликнул принц. — Видали?!
— Я не пойму, почему бы им не замириться? — проговорил Мирослав, когда с опушки леса также донеслись звуки трубы, сообщающие о том, что приказ принят. — Ведь так будет проще им самим!
— Учти, они еще до конца не приняли китайские ценности, — усмехнулся Ким. — Через пару десятков лет они вообще не стали бы с нами встречаться. Для них мы просто доставляющие всякие неприятности варвары, не стоящие лишнего слова. Я думаю, что майор Матусевич не совсем прав, желая достичь заключения договоров с маньчжурами.
Первые три мины прошелестели над головами сунгарийцев и упали за земляным валом, подняв в воздух клубы пыли. Следом за ними последовали еще и еще. С собою отрядом было взято полторы сотни зарядов — этого должно было с лихвой хватить для уничтожения маньчжурского городка. Три десятка мин было с химической начинкой, причем на этот раз концентрация отравляющего вещества была намного увеличена — враг не обойдется слезами, соплями и испорченными портками. Их приберегли для устрашения маньчжуров, если переговоры зайдут в тупик. Но сейчас они и вовсе провалились. Мирослав знал, что цинские чиновники способны «вести переговоры» месяцами, поэтому в определенный момент их стоило подстегнуть. Такой момент настал очень быстро.
Между тем над городком маньчжуров помимо пыльной взвеси появился и сизый хлорный туман. Не успевшая достичь открытого до сих пор прохода в лагерь, группа маньчжурских всадников, еле удерживаясь на гарцующих конях, не смела продолжить свой путь — в городке творилось нечто невообразимое, неописуемое. В нескольких километрах на северо-восток от городка маньчжуров, за земляные стены которого продолжали падать мины, наносившие тяжкий урон метавшимся в панике людям и животным, слышался лишь далекий сухой треск и гулкие хлопки разрывов.
Полк селина Саньты, командира полка знаменного войска, прибыл из чахарских земель в эти дикие земли данников империи — варварских племен солонов по приказу советника принца-регента Доргоня. Полковник знал, что от его солдат ждут того, чего не хватало прежним ополчениям, — стойкости и воинского искусства. Для этого были присланы и иезуиты, обитавшие при дворе столицы, прежде служившие империи Мин, а теперь и свергшей ее Цин. Поначалу Саньта согласился с Гон Салу, заморским военачальником, посоветовавшим советнику Дачэню укрыть свой лучший отряд в густом орешнике. Чужестранец полагал разбить воинство князя Сокола вне его речных крепостиц, где варвары якобы грозны безмерно. Он говорил, что, когда воины Сокола пойдут на приступ и увязнут перед фортецией, земляные стены которой не возьмут ядра варварских пушек, тогда селин и его полк должны будут атаковать врага в спину и уничтожить его, действуя совместно с крепостным гарнизоном. И Дачэнь, и Айджинтай одобрили этот план, поэтому Саньте ничего не оставалось, как также согласиться со словами чужестранца. Сейчас же воины, и несущие караул, и отдыхающие, косились на небо, словно пытаясь найти там источник далекого шума. Солдаты с непониманием и удивлением вслушивались в доносящиеся до них звуки, и в душе их зарождалась гнетущая волю растерянность.
Раскрасневшийся от обильного обеда и гнева, вызванного испорченным сном, селин Саньта появился у палисада из кольев и переплетенных между ними гибких прутьев, за которым располагалась передняя сотня, вскоре после того, как и до его ушей донеслись далекие звуки, похожие на взрывы глиняных сосудов, начиненных порохом. Наорав на развесивших уши офицеров (а те, в свою очередь, на воинов), он велел поднимать всю тысячу и готовиться к вероятной схватке с врагом, засевшим в зарослях напротив.
Между тем один из высших офицеров доложил Саньте о том, что ушедшие ранее воины, что должны были наблюдать за лагерем, не возвратились после того, как их смена ушла вчерашним вечером. Селин тут же отправил два десятка чахарцев разведать обстановку у городка — если это натиск противника, то его отряду нужно немедленно выступать. Возможно, караул пал в схватке с охотниками-лесовиками Сокола, поэтому он лично напутствовал офицера чахарцев.
— Обойди севернее, чтобы не наткнуться на врага, иди от поста к посту, — говорил Саньта, надевая с помощью слуги-китайца жилет с нашитыми на нем железными пластинами. — На выпасе возьмете коней. Вперед!
Приняв обеими руками стальной шлем, селин не успел надеть его на голову, как совсем недалеко разом грохнуло несколько разрывов — снова горшки с порохом! И тут же где-то впереди, в паре сотен шагов, раздался громкий треск, будто десятки пастухов щелкали своими кнутами. Саньта быстро нацепил шлем и вытащил из ножен тяжелую саблю. Издали донеслись вопли ужаса и боли, перемежающиеся с яростными криками сражающихся, — передовые отряды уже бьются с врагом! Саньта зарычал на офицеров:
— Собирать солдат в отряды! Живее же! Наступаем, на крепость напали!
Его уже окружили воины личной сотни, одни выставили вперед острия пик и трезубцы данджи, другие наложили стрелы на лук и внимательно оглядывались по сторонам. Саньта с гневом смотрел на остальных — многие бестолково носились по вытоптанной траве, опрокидывали котлы с едой, затаптывали костры да решительно вопили, готовясь к бою. Треск не прекращался, он становился все громче, его раскаты напоминали селину аркебузные выстрелы, но все же у аркебуз выстрел намного громче, он подобен грому! Полковой начальник оглянулся на торопливо раздувающих фитили аркебузир и немного успокоился, а через некоторое время его тысяча, чалэ, была готова к отражению атаки противника.
Непонятный треск становился значительно громче, но гораздо реже, крики также затухали, и вскоре стихло все. Саньта потрясенно вслушивался в тишину. Нет, как таковой тишины не было — птицы все так же беспокойно кричали, а в кронах деревьев гудел ветер, шелестя зеленой листвой. Было слышно, как возбужденно дышит стоящий рядом офицер, но сразу задержал дыхание, едва селин повернул голову в его сторону. Поскрипывали ветви деревьев, жужжал серый овод… Но впереди, за палисадом, была полная тишина, абсолютная! И оттого Саньте стало не по себе. Боясь себе в этом признаться, он сделал резкий жест рукой, отчего даже покачнулся.
Вперед!
Первыми за палисад ушли чахарцы сотника Абыху, храбрейшего воина из всего чалэ Саньты, ни единого разу не показывавшего врагу спину и всегда побеждавшего в схватках, даже в самых сложных условиях. Абыху и его солдаты должны будут разузнать, что происходит впереди, после чего селин сам решит, как следует поступить его тысяче. Атаковать противника в лесной чащобе или уйти к городку и помочь гарнизону, поступить по указанию чужака Гон Салу или решить дело самому. Саньта напряженным взглядом провожал чахарцев, которые переходили ручей, текущий близ палисада, ступая по мокрым камням. Вскоре, поднявшись на небольшое возвышение, солдаты исчезли из вида за стволами старых буков один за другим. Начальник знаменной тысячи чувствовал, насколько ему стало неуютно посреди леса. Ему было душно, да и доспех был словно тяжелее обычного, он будто давил на плечи, тянул к земле. Хотелось пить…
— Наваждение… — Саньта отер мокрый лоб и приказал принести воды.
