ролью.
Они добрались до витой лестницы внутри большой колонны. Сквозь стену Фародин услышал слабые звуки музыки. Он вспомнил последний раз, когда Эмерелль дала ему тайное поручение. «Снова придется кого-то убить ради нее», — удрученно подумал эльф. Во время тролльских войн семь сотен лет тому назад в нем что-то надломилось. Только королева знала об этом. И она воспользовалась ситуацией. Он скрывал эту темную сторону своей души. При дворе знали всего лишь льстивого, немного поверхностного миннезингера. Когда он впервые встретил Нороэлль, в нем зародилась надежда на то, что он сможет снова стать тем, кем был когда-то. Только ей одной было под силу совершить такое чудо.
Кобольд застыл в конце лестницы перед воротами из серого дерева.
— Дальше я идти не имею права, почтенный. — Он передал Фародину фонарь. — Ты знаешь дорогу. Я буду ждать здесь.
Фародин почувствовал, как лица его коснулось дуновение ветра, когда он вошел в ворота. В воздухе витала мелодия знакомой песни. Ее часто пела ему мать, когда он был еще ребенком. В ней говорилось об уходе альвов.
Коридор привел Фародина к статуе дриады, стоящей спиной. Он с трудом протиснулся в узкую щель между статуей и стеной и оказался на небольшом балконе, высоко над залом падающей воды. Брошенный наверх взгляд — и ему открылась крыша башни, витая, подобная раковине улитки.
— Я рада, что ты последовал моему зову так быстро, Фародин, — прозвучал хорошо знакомый голос.
Эльфийский воин обернулся. За его спиной на балконе стояла Эмерелль. На ней был простой белый ночной наряд, на плечи наброшена тонкая шаль.
— Я очень обеспокоена, Фародин, — продолжала Эмерелль. — Аура беды окружает сына человеческого. В нем есть нечто, не поддающееся моей магии, и меня пугает то, каким образом он попал сюда. Это первое дитя людей, которое мы не звали. Никогда прежде ни один из них не проходил через врата в Альвенмарк своими силами.
— Может быть, это случайность, — заметил Фародин. — Прихоть магии.
Эмерелль задумчиво кивнула.
— Может быть. А может быть, за этим кроется кое-что еще. По ту сторону каменного круга есть нечто… нечто, скрывающееся от моего взгляда. И Мандред связан с ним. Прошу тебя, Фародин, будь особенно внимателен, отправляясь в Другой мир. В рассказе Мандреда что-то не так! Я долго совещалась со старейшинами. Никто из них никогда прежде не слышал о человеке-кабане. — Эмерелль остановилась, а когда заговорила снова, голос ее казался уже не обеспокоенным, а холодным, привыкшим приказывать. — Если сын человеческий лжет, Фародин, убей его, как ты убил князя Аркадии и других врагов Альвенмарка.
Ночь в эльфийском замке
Мандред прислонился к шерстистому боку кентавра. Это красное пойло, которое принес с собой человек-конь, представляло собой действительно нечто. Вино! Мандреду доводилось слышать о нем, однако в Фирнстайне пили только мет и пиво.
Покачиваясь, он поднял тяжелый золотой кубок.
— За нашу дружбу, Айгил… Айгилаос! Твое имя поистине невозможно выговорить.
— Ты еще не слышал имени одноглазого из Рифового замка, — заплетающимся языком произнес кентавр. — Тролли Дайлоса, они не в своем уме. Они настолько безумны, что выкалывают глаз, если хотят почтить своего самого известного героя.
Это произвело впечатление на Мандреда. Вот это да! Такого у эльфов точно не бывает! Они все такие… Воин никак не мог подобрать нужного слова. Холодные, скользкие, высокомерные… А пировать вообще не умеют! И тем не менее принесли кубки и предоставили ему для ночевки небольшой пиршественный зал. Когда они с Айгилаосом разошлись по-настоящему, эльфы один за другим стали прощаться. Слабаки!
— Мужчина, который не умеет пить, — не настоящий мужчина!
— Вот именно! — хриплым голосом поддакнул кентавр.
Мандред несколько отклонился назад, чтобы еще раз чокнуться с Айгилаосом. Впрочем, эти золотые кубки толком не годились для этого. То, что делали эльфы, хоть и выглядело красиво, однако прочным по- настоящему не было. На его бокале давно появилась большая вмятина. С рогом для мета этого бы не произошло. На миг Мандред обеспокоился, не возникнут ли из-за этого неприятности. Однако эльфы богато одарили его. Если они начнут возмущаться по поводу кубков, он просто вернет им один из подарков.
Воин оглядел дары, выложенные в ряд на каменной скамье у двери. Кольчуга, подобной которой не было даже у князей Фьордландии. Каркасный шлем с золотой инкрустацией с присоединенным к нему кольчужным назатыльником, закрывавшим немалую часть спины. Богато вышитый кожаный колчан с легкими метательными копьями. Кабанье копье, поблескивавшее голубоватым цветом. Роскошное седло с серебряными украшениями. И королева обещала ему, что завтра он сможет выбрать лошадь из ее личной конюшни. Такую, которая согласится носить на себе сына человеческого, как она сказала. Мандред презрительно засопел. Как будто кляча может доставить ему неприятности! Если тварь будет вести себя плохо, он просто даст ей кулаком по голове, до сих пор это помогало. Никому это не нравилось, даже упрямым лошадям.
— Ты выглядишь опечаленным, друг. — Айгилаос положил руку на плечо Мандреда. — Да разберемся мы с этим чудовищем. Вот увидишь. Завтра вечером голова этого зверя будет торчать на шесте посреди твоей деревни.
— Не следует делить шкуру неубитого дракона, — прозвучал знакомый голос.
Мандред обернулся. В дверях стоял Олловейн, одетый в белоснежно-белые одежды. Сделав широкий шаг, он переступил через кучку конских яблок, изуродовавших роскошную цветную мозаику на полу.
— Вам удалось придать охотничьей комнате очарование конюшни, — сказал он, и улыбка тронула его узкие губы. — За столетия существования обычая эльфийской охоты такого еще никому не удавалось.
Широко расставив ноги, Мандред преградил эльфу дорогу.
— Если я правильно понял, то еще никогда ею не руководил человек.
Олловейн задумчиво кивнул.
— Даже сильные иногда ошибаются. — Он потянулся к перевязи, висевшей на бедрах, и развязал ее. Тщательно обернул оббитый серебром пояс вокруг ножен меча, затем протянул оружие Мандреду. — Я не должен был тебя побеждать.
Мандред удивленно поглядел на изящный меч, но не притронулся к нему.
— Почему? — Он не стал бы вести себя иначе, чем Олловейн. Что такого бесчестного в том, чтобы отделать кого-то, кто был настолько глуп, чтобы бросить вызов более сильному противнику?
— Так вести себя не подобает. Ты — гость королевы. — Он указал на разрез на своем плаще. — Ты едва не задел меня. Ты — человек! Это возмутило меня… Как бы там ни было, я не должен был побеждать тебя. Ты хорошо сражался… для человека.
Мандред взял меч. То самое оружие, которым он сражался против Олловейна. Меч, выкованный словно для короля.
— Вообще-то я не очень-то владею мечом, — с ухмылкой ответил Мандред. — Тебе стоило дать мне секиру.
Брови Олловейна слегка дрогнули, однако в остальном его лицо сохранило невозмутимость маски. Запустив руку под плащ, он вынул оттуда рыжую косу толщиной в палец.
— Это принадлежит тебе, сын человеческий. — Его глаза сверкали.
Мандреду потребовалось мгновение, чтобы понять, что протягивает ему Олловейн. Он испуганно ощупал свои волосы. Прямо у виска он обнаружил короткий остаток косы. Он вскипел от ярости.
— Ты… ты изувечил меня, ты, подлый ублюдок! Ты… выродок. Эльфийское отродье! — Мандред хотел
