положение в структуре формальной власти само по себе не было достаточным для приведения подчиненных к повиновению. Этого было недостаточно и для контроля за корпоративными институтами, обладавшими независимыми полномочиями. Формальная должность нуждалась в подкреплении узами личной преданности и наличием неформальных свя–зей.2 Должности государственных секретарей, учрежденные в середине XVI века, обычно назывались бюрократическими (согласно мнению некоторых исследователей, таковыми были и офиссье). Отчасти это верно. Они получали профессиональную подготовку в области юриспруденции или административного управления, выполняли разумно определенные функции, вели систематические записи, не могли покупать свои должности и
1 Beik W. 1985.
Anderson P. 1989.
2 Campbell P. R. 1988. P. 59-60.
были более ответственны перед своим господином, чем офиссье. Но наличие некоторых бюрократических черт еще не делает их бюрократами в полном смысле слова.
И государственные секретари, и другие чиновники Бурбонов своими действиями даже отдаленно не напоминали бюрократов XIX столетия.1 Они считали свои записи личной собственностью и хранили их в семейных архивах, полагая, что это место подходит для их хранения лучше, чем архивы государства, интересам которого, как думают историки, они служили. Функции, выполнявшиеся чиновником XVII века, мало соответствовали тому, что в наше время назвали бы должностными инструкциями. Они определялись, если говорить наименее бюрократическим языком, положением человека в иерархии родственных связей, которые основывались на законах общественного уважения и лояльности, совершенно чуждых XIX веку. Наше знакомство с институтом интендантства показало, что внешние проявления обманчивы. Положение человека определяло его должность, а не на–оборот.2 Важнейшим фактором была возможность оказывать влияние на короля. Поэтому в то время не было отчетливой границы между службой придворной и государственной: дворянин–постельничий, такой как, например, д'Омон, мог воздействовать на политику страны не меньше, чем государственный секретарь. Дошедшие до нас факты не оставляют сомнений в существовании плавающего айсберга, основная часть которого была скрыта от глаз стороннего наблюдателя. В письмах, дневниках и мемуарах тема патроната проходит красной нитью, а государственные архивы переполнены прошениями об оказании покровительства. Историки стали проецировать категории XIX века на людей XVII столетия. Однако вместо этого им следовало просто прислушаться к их голосам.
Провинциальные институты привязывались к центральной власти через посредников, которые распределяли королевские милости, чтобы обеспечить поддержку короны в провинции. Обычно они выходили из среды низшего и среднего дворянства, создавая противовес грандам и придворной знати, имевшей собственные группы клиентов. Прованс дает нам ярчайший пример того, как функционировала система патрон—посредник— клиент.3 Так, парламент города Экса состоял из клиентов двух соперничавших между собой
• Campbell P. R. 1988. Р. 54.
2 Campbell P. R. 1988. Р. 60.
3 Kettering S. 1986. Р. 40-67, 104-111.
ра, который нашел в нем бесценного союзника в деле управления штатами, парламентом и муниципальными властями Прованса. Такие агенты были особенно необходимы для укрепления связей центрального правительства с южными и западными провинциями Франции.
Более пятнадцати родственников и клиентов Оппеда занимали высокие посты в городском правительстве Экса. Кроме того, он имел значительное влияние в провинциальных штатах. В 1664 году, накануне собрания штатов, он доносил Кольберу о том, что этот орган, состоящий преимущественно из его клиентов, наверняка выполнит все пожелания министра. Поскольку интендант Прованса тоже был клиентом Кольбера, последний мог целиком положиться на Оппеда, специалиста по улаживанию локальных конфликтов. Открывая двери перед избранными и гарантируя предоставление мест тем, кто мог быть наиболее полезен, он обеспечивал своим сторонникам различные материальные выгоды. Оппед вмешивался в споры на стороне своих клиентов, когда требовалось обойти очередь ожидающих выгодного места или когда традиционные методы действия оказывались явно недостаточными. В 1661 году он попросил министра Сегье вмешаться вход судебного разбирательства в интересах своего двоюродного брата. За предоставление посреднических услуг Оппед брал комиссионные, так как часть королевских милостей распределялась среди его друзей и родственников. Процесс был циркулярным. Поскольку Оппед получил известность благодаря своим высокопоставленным друзьям, число его сторонников росло все быстрее. И чем больше он поддерживал центральное правительство в Провансе, тем большими милостями осыпал его Кольбер.
Каждый министр получал множество писем от провинциальных посредников, стремившихся описать прочность своего влияния и дискредитировать соперников. На расстоянии 400 миль государственным секретарям было довольно сложно составить единую картину происходившего в провинции. Режюсс потерпел поражение потому, что его репутация оказалась подорванной инсинуациями Оппеда: он лишился положения посредника, но сумел сохранить свои доходные коммерческие связи. Соперничество при дворе осложняло ситуацию в провинции таким образом, который был бы невозможен в командно– бюрократической системе. Пьер де Бонзи, кардинал–архиепископ Нарбонна, манипулировал штатами Лангедока в интересах Кольбера, своего патрона. Его положение осложнилось после предания огласке любовной связи кардинала. Лишенный многих предрассудков, но в то же время принципиальный король в конце концов выслал его женщину из провинции. Более тяжелые последствия для Бонзи имела ссора с интендантом. Если бы они оба работали на Кольбера, то их борьба смягчалась бы лояльностью общему патрону; однако покровителем соперника Бонзи был Лувуа, заклятый враг Кольбера. Бонзи оказался побежденным, после того
как смерть Кольбера лишила его поддержки при дворе.1 Другая сложность заключалась в том, что взаимоотношения между посредником и его клиентами были неустойчивыми, и переходы к другому покровителю происходили довольно часто. За цветистыми уверениями в вечной преданности скрывалось расчетливое отношение к патрону, способному обеспечить еще более крупные выгоды. Некоторые клиенты успешно служили сразу двум хозяевам, так и не сделав окончательного выбора. Тот же принцип действовал и в отношениях клиентов с центральным правительством, и хотя некоторые посредники маскировали свои неблаговидные дела пышной риторикой, Оппед и Режюсс были честны в проявлениях своего эгоизма. Они извлекали из обстоятельств все, что могли: система снизу доверху основывалась на корысти. Клиентела строилась на убеждении, а не на авторитарном командовании, на личной преданности и благодарности, а не на бюрократической иерархии.
Оппед происходил из низшего дворянства, однако его карьера королевского посредника указывает на то, что Людовик XIV постепенно отступал от откровенно аристократических традиций. Предки Франсуа де Кастелла–на, графа Гриньяна, вели свое происхождение от Карла Великого и участвовали в первом крестовом походе. Его величественный замок доминировал над долиной Роны к северу от Авиньона; на фасаде этого грандиозного сооружения располагалось 365 окон, его обслуживали 80 слуг. По воспоминаниям мадам де Севинье, снохи Гриньяна, там всегда находилось больше сотни гостей. Среди них были короли Испании и Португалии, а также многочисленные епископы, кардиналы и послы, направлявшиеся из Франции в Италию и обратно. В качестве генерал–лейтенанта он предводительствовал дворянством Прованса в большинстве войн Людовика XIV, а в 1707 году он, будучи уже стариком, остановил продвижение войск Евгения Савойского во Францию. Он скончался в возрасти восьмидесяти пяти лет, возвращаясь домой из Марселя, где представлял интересы короля на ежегодном собрании местных штатов. К тому времени он фактически стал вице–королем провинции. Однако один из современников Гриньяна
