under Louis XIV // Hatton R. (ed.) Louis XIV and Absolutism. Macmillan. P. 95.

2 DeToqueville A. 1966 edn. The Ancien Rugime and the French Revolution. Collins.

P. 63-65, 83-88.

ИНСТРУМЕНТЫ САМОУПРАВЛЕНИЯ

Первоначально государственный аппарат представлял меньшую угрозу на пути королевской власти, так как был обязан ей и своим существованием, и своими полномочиями. Более опасными при неосторожном управлении являлись институты, обладавшие собственной, не предоставленной извне властью. Ассамблеи и советы провинций, городов и деревень, дворян, духовенства и мастеровых имели собственные полномочия благодаря своему представительскому или корпоративному статусу. В этом смысле они существовали независимо от короля. Они имеют важнейшее значение при анализе «абсолютизма», который историки по–прежнему обвиняют в выхолащивании или уничтожении всех организаций, за исключением государственной бюрократии и постоянной армии.1

Важной особенностью «абсолютизма», по их мнению, является распад независимой судебной системы. Чтобы установить «абсолютизм» раз и навсегда, следовало сокрушить все парламенты. Важной вехой в этом процессе историки считают декрет 1683 года, запретивший парламентам опротестовывать законы до регистрации. Однако мы должны понимать, что здесь нет повода для трагедии. Активные действия парламента в эпоху Мазарини были реакцией на необычную ситуацию: правительство работало при несовершеннолетнем монархе, а ведущую роль в нем играл фаворит–иностранец, которого многие считали деспотичным и некомпетентным. До 1661 года ни одно из выдвинутых парламентом условий не было выполнено. Начав править самостоятельно, Людовик удовлетворил одно из сокровенных желаний фрондеров. Он действительно запретил парламенту когда?либо вновь вмешиваться в государственные дела. Но одновременно он проявил себя приверженцем политики компромисса и сотрудничества. Спокойствие судов объяснялось тем, что корона избегала рассмотрения вопросов, способных спровоцировать конфликт, а также делегировала им полномочия на активное проведение программы реформ.2 Расследование афер финансистов, организация полиции в Париже и изучение жалоб на злоупотребления дворян в далекой Оверни занимали их больше, чем споры с короной. Тулузско–му парламенту отводилась почетная роль в управлении Лангедоком.3

Между 1667 и 1673 годами политика короля не вызывала возражений, и парламент не опасался возврата к провокациям, которые использовал Ма–зарини. По–видимому, судьи не считали, что потеря ими права на протест является серьезным нарушением конституции. Они не проявляли беспо-

1 Subtenly 0. 1986. Domination of Eastern Europe. Sutton. P. 55-57. 2Hamscher A. N. 1976. The Parlement of Paris after the Fronde. Pittsburgh. P. 200-202. 3BeikW. 1985. P. 309-310.

койства и рассматривали данное изменение как временную меру, направленную против безответственных провинциальных парламентов. Только что была объявлена война Голландии, и правительство заранее проявляло беспокойство по поводу возможной обструкции своим финансовым запросам. С конституционной точки зрения фискальная политика Людовика была практически непогрешима. Он предлагал новые налоги только в критических случаях (например, в начале войны), проверял их целесообразность вместе с судьями и отменял их по заключении мира. Нет никаких доказательств тому, что Людовик собирался сделать декрет 1673 года постоянным, но поскольку война продолжалась до 1713 года, указ действовал вплоть до конца его царствования.1

Если не принимать во внимание безнадежные попытки исследователей найти существенные признаки продвижения Франции к «абсолютизму», то у нас нет оснований усматривать в ограничительных законах 1673 года признаки серьезных конституционных изменений. Меттам обращает внимание на то, что ранее отмечали лишь немногие: ограничения касались лишь патентов (letters patent) — формы законодательного акта, использовавшегося главным образом при пожалованиях отдельным лицам. Ордонансы, эдикты и декларации не подпадали под действие ограничительных зако–нов.2 Когда члены парламентов предпочитали держать язык за зубами, они тихо саботировали те королевские эдикты, которые их не устраивали; однако попыткам усиления власти папы в 1713 году они оказали яростное противодействие. Задачи и обязанности парламентов были теми же, что формулировались еще в ходе обсуждения Буржской Прагматической санкции в 1438 году.3 В исполнении своих судебных функций парламенты также не утратили духа независимости. Хотя в других странах результаты государственных судебных разбирательств редко ставились под сомнение, Людовик XIV не смог обеспечить вынесения смертного приговора Фуке, попавшему в немилость министра финансов. Независимость судей гарантировалась тем, что они приобретали свои должности: что бы они ни говорили и ни делали, король не мог их сместить. Если они и смирились с более скромной ролью в абсолютистском государстве, это довольно трудно заметить. Со своей стороны корона никогда не выражала несогласия с претензией парламента налагать вето на королевские указы и проверять их соответствие существующему законодательству. На поддержку парламента Людовик опирался при проведении своей антипапской политики, а также

»Mettam R. 1988. P. 264-268. 2MettamR. 1988. P. 267.

3 Shennan J. H. 1974. The Origins of the Modern European State 1450-1725. Hut?chinson. P. 47- 49.

во всех вопросах, касавшихся престолонаследия; поэтому перед смертью он доверил хранение своего завещания именно ему. Таким образом, он не рассматривал парламент в качестве обыкновенного суда.1

Если правовая система сохранила свою целостность, то, по меркам XVII века, не были нарушены и гражданские свободы. Обычно их считают одной из главных жертв «абсолютизма», и режим Ришелье, безусловно, дал тому немало оснований. Он резко контрастирует с царствованием Людовика X I V. Казни, вызвавшие недовольство знати политикой Ришелье, не повторялись в эпоху Людовика X I V : в период его правления не было вынесено ни одного смертного приговора по обвинению в государственной измене. Кем бы ни был Человек в Железной Маске, ему сохранили жизнь, а не отправили на тот свет, чтобы навсегда избавить себя от хлопот. Несмотря на то что теория божественного права провозглашала короля всеведущим, Людовик проявлял толерантность к своим политическим — но не религиозным! — противникам. Но даже здесь его так называемая нетерпимость преувеличена. Он не провел ни одного аутодафе, такого как, например, сожжение в 1680 году восемнадцати еретиков, проходившее в присутствии его испанского кузена Карла И. Он не делал серьезных попыток пресечь неортодоксальность Бейля и Фонтенеля, которые были членами академий и находились под его покровительством.2 Кружок критиков короля, сформировавшийся вокруг герцога Бургундского в 1690–х годах, выступал за участие грандов в правительстве, за создание штатов во всех провинциях и за свободу торговли для обеспечения экономического роста. Фенелон, идейный вдохновитель группы, резко критиковал самого короля. Однако тот не предпринял никаких усилий, чтобы пресечь влияние этих людей на наследника трона или же удалить их из числа ближайших советников монарха. Люди гораздо менее высокого положения не боялись говорить и королю о своем недовольстве действиями его министров, и министрам о недовольстве действиями их подчиненных. Кто?то решался пройти через сложный процесс подачи жалоб, памятуя о том, что часть министров положительно реагируют на одни процедуры, а их прочие коллеги — на другие.3

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату