ГЛАВА 4
СЕВЕРНАЯ КОНФИСКУЕТ ГОЛУБУЮ «ВОЛГУ»
Этот день, послуживший началом новых важных событий в жизни Андрея Шмелева, и начался для него необычно.
Распределяя членов своей смены по вагонам экспресса Берлин — Москва, Шалымов впервые направил Андрея одного «оформлять» вагон Рим — Москва.
Собственно говоря, Шалымов направил его не одного, а вместе с Семеном Буланым, но Андрей был назначен старшим.
— Кажется, ты начинаешь делать карьеру,
Андрей невесело отшутился:
— Для этого сюда и приехал.
Но ссориться с Семеном ему не хотелось, и он миролюбиво спросил:
— Ну, как у тебя дела со Светланой? Славная девушка.
— А, — махнул рукой Семен. — Детский сад.
— Она не глупа.
— Я тебе говорю — детский сад. Ничего не смыслит.
— Ты ее пытался просвещать?
— Пока еще не очень. Все времени нет.
— Ну и слава богу.
Семен раздраженно поморщился,
— Слушай, не строй из себя святошу. По крайней мере при мне.
Андрей испытующе посмотрел на Семена.
— Ты что-то имеешь в виду?
— Хотя бы!
Семен по петушиному вскинул голову на худой, кадыкастой шее и вызывающе посмотрел снизу вверх на Андрея. И тому вдруг захотелось ударить его. Что-то очень уж мерзкое вдруг проявилось в Буланом, чего раньше Андрей не замечал. Он хмуро сказал:
— Ты делаешь не очень дружеский намек. Может быть, объяснимся?
— И так все ясно.
— Ты не хочешь говорить?
— Допустим.
— Значит, ты трус. Я давно это замечал,
— Я тоже кое-что замечал!
— Так говори что! — гневно воскликнул Андрей,
— И скажу… когда будет надо.
Но тут к ним подошли другие таможенники, и разговор оборвался. Всей их группе предстояло выехать с попутным поездом на блокпост Буг, чтобы там встретить экспресс Берлин—Москва и, пока он будет следовать до Бреста, успеть «оформить» часть пассажиров.
В пятнадцати-двадцати минутах езды от Бреста в сторону границы среди путаницы железнодорожных путей, стрелок и платформ находилось двухэтажное здание блокпоста. В одной из комнат первого этажа и ожидали таможенники прибытия поезда от границы. В это время обычно завязывались самые громкие споры и самые жаркие шахматные сражения. Но, как правило, еще ни одно шахматное сражение здесь не было окончено, как и ни один спор: в самый неподходящий момент резкий паровозный гудок оповещал о прибытии экспресса с границы. Тогда, побросав все дела, таможенники поспешно выходили на пути и разбредались вдоль состава к своим вагонам.
Когда Андрей с Буланым подошли к вагону, им навстречу проворно спустился знакомый Андрею усатый проводник и, торопливо поздоровавшись, сообщил:
— Из первого купе журналист — бельгиец, что ли, — хочет сообщить что-то важное таможенным властям. Как быть с ним?
— Ну что ж, послушаем, — ответил Андрей.
В служебном купе их поджидал коренастый черноволосый человек в светло-сером ворсистом костюме необычного покроя, с желтым галстуком-бабочкой на белоснежной сорочке. На груди у него висел фотоаппарат, на боку — кинокамера в новеньком коричневом футляре.
Человек внимательно оглядел вошедших и, обратившись к Андрею, сказал, с трудом подбирая русские слова:
— Я дойлжен… стелайт… отно-о… вайжное… э-э… — он защелкал пальцами и смущенно улыбнулся.
— Заявление? — помог ему Андрей.
— Да, да! Но… русски… плохо… ви говорить инглишь?
Андрей кивнул головой, и журналист обрадованно заговорил по-английски:
— Я действительно должен сделать важное заявление. По-русски это так трудно, — он улыбнулся и указал глазами на проводника. — Тем более что заявление конфиденциальное. — Потом взглянул на напряженно слушавшего Буланого. — А это ваш коллега?
— Да.
— Он, кажется, не очень хорошо меня понимает? Андрей ответил сухо, с чуть заметным нетерпением:
— Вполне понимает. Мы вас слушаем.
— Сейчас все расскажу, — заторопился журналист. — Но прежде вот мои документы.
Он заставил Андрея пересмотреть пачку бумаг и только после этого таинственно сообщил:
— В соседнем со мной купе и в следующих трех или четырех к вам едет делегация итальянцев. Кажется, профсоюзная. Они все время кричат, что едут к друзьям и братьям в страну своего будущего, в страну социализма. О, я к этому привык. Я читаю рабочую прессу. Скажу больше, я в ней вырос. Мой отец рабочий из Льежа, мой брат…
— Прошу прощенья, — вежливо прервал его Андрей. — Но нас ждут пассажиры. А насчет делегации мы знаем.
— Если угодно, я буду краток. Считаю своим долгом сообщить, что член итальянской делегации из соседнего со мной купе провозит контрабандным путем крупную сумму в американских долларах. Я случайно заметил, как он прятал их. Приметы итальянца: на вид не больше двадцати, высокий, очень худой, черные брови срослись на переносице, на левой щеке около уха небольшой шрам, тонкий, с горбинкой нос. На нем грубый коричневый костюм, рубаха в красную клетку. Вот вам и друзья! Обязательно заинтересуйтесь ими.
Когда за бельгийцем задвинулась дверь купе, Андрей хмуро посмотрел на Семена.
— Ну, что ты скажешь?
— Надо проверить.
— На это нет разрешения.
— Мало ли что. Раз обстоятельства требуют.
— Делегация-то рабочая.
— Разные бывают рабочие.
— Но обидит это всех. И вдруг мы ничего не найдем? Почему я должен верить этому журналисту?
— Можешь не верить, но проверить обязан. Крупная сумма долларов — это не шутка. Пропустить ее — преступление…
Андрей задумчиво почесал щеку.
— В конце концов, — насмешливо заметил Семен, — решай сам. И отвечать будешь тоже сам. На то ты сейчас и начальство.
— Я вижу, тебе это не дает покоя, — заметил Андрей и решительным тоном закончил: — Проведем Опрос, посмотрим на этого итальянца.
— Пожалуйста, — демонстративно подчинился Семен. — Только через десять минут Брест.
