Клепикова сердито поджала губы.
— Уж в крайности Артур твой, а не мой. А вот человек этот… Выходит, ты его знаешь?
— Знаю, знаю. Теперь уж совсем знаю.
— Как это понимать «теперь»?
— А так. Познакомилась недавно.
— Да ну?
В глазах Клепиковой зажглись такие любопытные огоньки, так она вся подалась вперед при последних Надиных словах, что та невольно усмехнулась.
— Чего вы удивляетесь? Я его нарочно потом разыскала, — она подмигнула. — Вдовец небось.
— Ага. Верно.
— А почему он вас-то интересует? — с любопытством спросила Надя.
Клепикова пожевала губами, не спеша ответила:
— Должок один просили с него получить. Под расписочку брал.
— А-а. Ну, получайте, получайте. Надя побежала на кухню, прикрутила керосинку, потом пригласила Полину Борисовну к столу.
— Юзека-то когда ждешь? — спросила Полина Борисовна.
— Ждать его еще! И так завтра приедет.
— Ну, и много привезет?
— Почем я знаю!
А про себя Надя тоскливо подумала: «Хоть бы ничего не привозил, старый пес…»
— И куда же ты все это?.. — настороженно спросила Клепикова. — Артуру?
— Вот он что у меня теперь получит! Видали? И Надя сделала выразительный жест рукой.
— Смотри, милая, не дай маху, — задумчиво сказала Клепикова. — Тут шутить с тобой не станут.
Обед закончился в отчужденном молчании. Клепикова, встав из-за стола, сразу же ушла.
А Надя повалилась на кушетку и долго лежала на спине, подложив руки под голову. Сон не шел, и мыслей не было. Было лишь какое-то усталое оцепенение.
Вечером к Наде пришел Буланый.
Он был взволнован недавним разговором с Филиным. Того, оказывается, вместе с Жгутиным вызывают в Москву. «Кажется, я привезу неплохие новости, — многозначительно сказал Филин. — Готовьтесь». У Буланого весело забилось сердце: он догадывался, что это будут за новости.
Полный волнения и радостного ожидания, пришел Буланый к Наде. О, здесь он тоже надеялся, тоже ждал! В том состоянии, в котором он находился, Буланый даже не заметил усталости и раздражения на лице Нади, не почувствовал этого в ее словах. И на вопрос: «Что нового, Семен?», он бодро ответил:
— Все хорошо, прелестная маркиза!
Надя поставила чайник, и вскоре они сели за стол. Буланый принес вино, и они пили и чай и вино. Потом Надя пела.
Подсев к ней ближе, Буланый пытался обнять ее, Надя сначала отстранялась, потом ей это надоело. На душе было все так же горько и противно.
И еще одна мысль, вдруг возникнув, не давала Наде покоя. Зачем все-таки приходила Полина Борисовна? Так раньше не бывало, чтобы она приходила без зова, без телефонного звонка. И почему ее так взволновало то, что Надя рассказала о Соловье? Хитрит, старая. И почему она так интересовалась Юзеком? И потом эта угроза, которая была в ее последних словах. Что бы это значило? Все это так не похоже на Полину Борисовну.
Надя с раздражением подумала о Юзеке, о его завтрашнем приезде и, скосив глаза на обнявшего ее за плечи Буланого — он был ниже ее и ему это было неудобно, — она, вздохнув, спросила:
— Помнишь, ты просил испытать тебя?
— Конечно, помню.
— И не раздумал?
— Ну, что ты говоришь, Наденька, — он вдруг с силой повернул ее к себе, — ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
Надя капризно покачала головой.
— Перестань, Семен. Лучше я тебя действительно испытаю.
— Что ж, испытай!
Надя, помедлив, — ей почему-то вдруг расхотелось говорить, — наконец, сказала:
— Ты будешь завтра встречать берлинский экспресс?
— Конечно.
— Ты… ты можешь сделать так, чтобы осматривать вагон-ресторан?
— Что?! — опешил Буланый и, все еще не веря тому, что услышал, переспросил: — Вагон-ресторан?
— Да. А почему ты так удивился?
Буланый секунду собирался с мыслями. «Я должен ее предупредить, должен спасти. Я же люблю ее!» И он веско, со значением сказал:
— Надя, ты не должна даже думать об этом.
— О чем?
— Об этом вагоне. Ведь ты о чем хотела меня попросить?
— Пожалуй… ни о чем.
— Это самое лучшее. Я тебя прошу, Наденька, я тебя просто умоляю…
— Не надо меня умолять!
Надя тряхнула головой. Все ясно. На Юзека уже нацелились. Что ж, тем лучше! Боже, как ей надоела такая жизнь, как она устала от нее, если бы кто-нибудь только знал! Но что же делать? Как теперь избавиться от Юзека? Он не должен больше таскать к ней товар. О, Надя, наконец, хочет быть свободной, хочет перестать бояться всего, хочет жить, как все люди! Но на память снова пришли слова Полины Борисовны: «Тут, милая, шутить с тобой не станут». Что это может значить? Кто не будет с ней шутить? Страшно…
Надя зябко повела плечами. И Буланый еще крепче прижал ее к себе.
И тут вдруг у Нади блеснула злая мысль. Ах, так? Ну, и она с ними шутить тоже не будет!
— Ты знаешь, Семен, — сказала она. — Я ведь не зря спросила о вагоне-ресторане…
Экспресс Берлин—Москва пересек границу и точно по расписанию подошел к блокпосту Буг. Таможенники вышли на продуваемую всеми ветрами насыпь и разбрелись вдоль состава.
Мимо Андрея деловито пробежал Буланый, и Андрей невольно вспомнил, как сегодня утром Буланый вдруг попросил Шалимова назначить его на досмотр вагона-ресторана. «У меня с этим Юзеком старые счеты», — угрожающе заявил он, бросив при этом быстрый взгляд на Андрея и как бы говоря ему этим взглядом: «Видишь, я хочу сам исправить свою ошибку, и я ее исправлю, ты меня еще не знаешь». Да, признаться, Андрей не ожидал от Буланого ничего подобного. Шалымов обычным своим недовольным тоном заметил, что никто не должен во время таможенного досмотра сводить какие-то счеты и чтобы он больше не слышал от Буланого таких слов, но тем не менее назначил его досматривать вагон-ресторан. Семен после этого весь день ходил в таком приподнятом настроении, что окружающие с невольным удивлением поглядывали на него. Вместе с другими удивлялся и Андрей.
Они не разговаривали с того самого дня, когда Андрей назвал его трусом. В тот день произошел памятный инцидент с итальянской делегацией. С тех пор они молчаливо и недоброжелательно избегали друг друга.
Поэтому, заметив сейчас напряженное, взволнованное лицо Буланого, пробежавшего мимо него вдоль состава, Андрей, усмехнувшись, подумал: «Самолюбивый он парень, решил мне что-то доказать».
Андрей взобрался на площадку своего вагона и толкнул тяжелую дверь.
— «Декларации» раздали? — спросил он встретившего его проводника.
— Раздали, — ответил тот и, понизив голос, добавил: — В третьем купе едут попики. Мне и то какую- то божескую книжонку всучить хотели.
В третьем купе ехало четверо тихих молодых парней. Скромно одетые, с ласковыми и внимательными
