— А тебя не спрашивают! — возмутилась такой бесцеремонностью Юля.
— Да ладно! Пристала к людям! — Инга, судя по всему, полагала, что ее-то как раз и спрашивают. — Вы нас извините, — улыбнулась она Иннокентию.
— Не за что нам извиняться! — стояла на своем Юля.
— Ну вот что, девушки! — проговорил наконец Иннокентий вполне миролюбиво. — Отпустите его, — обратился он уже непосредственно к Юле.
Юля послушно убрала руку. А Иннокентий вынул из кармана два билета:
— Вот вам пригласительные на следующий концерт... Даже не дождавшись приглашения, вне себя от счастья,
Инга тут же цапнула билеты. А Иннокентий добавил:
— Если к тому времени вы между собой договоритесь — мы его арестуем. — С этими словами он взял Биг-Мака за плечо и, уводя его за собой по коридору, нарочито громко сказал: — Таким образом у меня еще билеты ни разу не вымогали.
— Нет, у тебя точно «крыша протекает», — поставила Юле диагноз Инга, но, взглянув на билеты, сменила гнев на милость. — Все хорошо, что хорошо кончается.
— Неужели я ошиблась?.. — растерянно проговорила Юля.
— Что будем делать?! — уже негромко осведомился меж тем у Биг-Мака Иннокентий. — Они уже отошли достаточно далеко.
— Да я у них и спички не взял! — оправдывался Биг-Мак.
— Конечно, когда тебя застукали! — с презрением процедил Иннокентий. — Ладно, — вздохнул он, — придется тебя увольнять...
— Ну Иннокентий Михалыч! — Биг-Мак не на шутку испугался.
— А что прикажешь?! Оставить тебя?! — Иннокентий был грозен. — Чтобы она тебя в следующий раз ментам сдала?! Чтобы все потом говорили, что продюсер Мадлен собирает у себя всякую мелкоуголовную шушеру?!
— Ну Иннокентий Михалыч... Ну вы же знали... — взмолился Биг-Мак.
— Что знал?
— Ну о моем... — Биг-Мак осекся, судорожно подбирая слова. Наконец выговорил: — Прошлом....
— Она что-нибудь доказать может?! — спросил продюсер.
— Нет, конечно, — почти весело проговорил Биг-Мак, поняв, что его больше не гонят. — Я же всего- то...
— Вот от подробностей меня, пожалуйста, избавь, — резко перебил его Иннокентий. — Если она действительно явится на следующий концерт, не прячься от нее. Наоборот, подойди, побеседуй... Пусть видит, что ты ничего не боишься. Может, и вправду поверит, что видела тогда не тебя.
— А думаете, сейчас не поверила?
Иннокентий смерил Биг-Мака саркастическим взглядом и, не сказав ни слова, молча двинулся по коридору...
Из-за закрытой двери домашнего кабинета Игоря Андреевича доносились звуки классической музыки и стрекотание пишущей машинки одновременно. Машинка работала то очень бурно, «со скоростью» мысли, то увядала, замедлялась — тюк-тюк — и глохла вовсе.
Мощные дверные замки шведовской квартиры поддавались осторожным поворотам ключей — это вернулась с работы Мария Петровна.
Игорь Андреевич услышал из комнаты, как хлопнула в прихожей дверь. Двинулся Маше навстречу.
— Здравствуй, радость моя. Устала? — Шведов чмокнул Машу в щеку, принялся ухаживать.
— Не больше обычного. Саша как?
— Спит. Очень спокойно. Я только заглядывал.
— А что это? — Маша насторожилась. — Машинка... Ты не один?
— А... Это Ева, — улыбнулся Шведов.
— А что ты так улыбаешься, как будто ты — Адам? — Маша была не очень-то в духе. — Что еще за Ева?
— Аскольдовна. Моя старинная приятельница...
— Ах вот оно что!..
— Успокойся, успокойся! Это, как говорил один мой знакомый, совсем по другим каналам. Она искусствовед, живет в Париже. Сейчас делает очерк обо мне...
— Значит, очерк? — осведомилась Маша недоверчиво.
— Именно. Прямо вот сидит и пишет. Печатает, вернее.
— А ты что же? Позируешь?
— Нет, я... В общем, короче говоря, она взяла с собой не ту пишущую машинку. С латинским шрифтом. Ну я ее и пригласил. Тем более что — святое дело... Тебе это неприятно?
— Мне это никак. А почему все это под музыку происходит?
— Любит. Привыкла работать под Шумана.
— Пижонка... Ладно, пойду взгляну на сына...
Маша прошла по коридору, очень осторожно открыла дверь в Сашину комнату. Умильно улыбнулась, как всегда, при виде спящего Сашки, который конечно же лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку и поджав левую ногу.
Маша снова осторожно прикрыла дверь и прошла на кухню. Там она застала Шведова, который ставил на стол третий прибор. На двоих уже было накрыто.
— Третий — это мне? — заревновала Маша. — А сперва было только для вас с Евой?
— Боже, какое низкое подозрение! — шутливо оскорбился Игорь Андреевич. — Ева после семи не ест вообще. Так что накрыто было для нас, — а это я так, на всякий случай.
— Ах, на всякий случай... Ну хорошо, а ночевать она тоже здесь будет? Или только работать?
— Нет, что ты! Отвезу ее в гостиницу. Вместе с машинкой. Чтобы ситуация завтра не повторилась.
— А то — смотри. Может, ей лучше здесь. А в гостиницу могу и я... — Не понятно почему, но Маше очень хотелось Шведова помучить.
— Ты устала? — спросил Игорь Андреевич.
— Нет. Я вообще, как тебе известно, никогда не устаю. Шведов вздохнул.
— Так и знал. Машенька, ей семьдесят четыре года.
— Да хоть сто семьдесят четыре. Какое это имеет значение? Просто я устала и никого не хочу видеть!
— Ну я ведь не могу ее выгнать, правда?..
— Ладно. — Маша молча повернулась и скрылась в ванной. Щелкнул засов.
Игорь Андреевич снова тяжело вздохнул. Но на этот раз уже с облегчением — после ванной Маша обычно успокаивалась.
— Раз Юльки нет — надевайте пока ее тапочки, — сказал Сергей, когда они с Семендяевой переступили порог его квартиры. — Были еще гостевые, но куда-то она их сунула. Хуже другое, Леночка: развлекать я не умею...
— Быть того не может, — не поверила Семендяева, надевая Юлькины тапочки.
— Факт. — Сергей жестом пригласил Лену на кухню. — Умел три-четыре фокуса показывать, но без тренировки не получится. Конфуз выйдет. А чем вас угощать? — Сергей приоткрыл дверцу холодильника. — Сейчас глянем, что у нас в закромах.
— Сереж, — возразила Лена. — Я что, есть к вам пришла?
— Понимаю, — кивнул Сергей. — Фигура. — Он вытащил банку консервов, хлеб, масло. — Не овощей и фруктов, к сожалению... — Сергей развел руками.
— Да ну вас. Хлеб нарезать?
— Спасибо, я сам. — Сергей принялся за дело.
— Вы, я вижу, проголодались?
— Не без этого. Но — придется потерпеть. Холодильник, как видите, практически пуст. Так, червячка
