Гоша помрачнел.
— Передай, что я дико занят, но ее целую.
— А меня?
— Кать! Я очень тороплюсь. Вот лекарство для Анатолия Федоровича. Меня там тачка ждет.
Сунув Кате в руки сверток, Гоша повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился. Посмотрел на Катю. Виновато поцеловал ее в щеку.
— Я понимаю, у тебя дела. У тебя всегда много дел... — грустно усмехнулась Катя.
Гоша кивнул и выдавил из себя подобие улыбки.
— Ведь ты, Гошенька, деловой человек. Бизнесмен. «Новый русский»! Да? Я права, дорогой?
— Что ты хочешь?
— Ничего. Ничего. Просто там... Там, между прочим, следователь сидит...
— Да пошла ты!
Рассвирепевший Гоша в бешенстве хлопнул дверью.
— Гоша, Гоша! Гошенька!.. — выскочив вслед, закричала Катя. — Гоша, Гошечка!.. Ты не понял меня!.. Я не это хотела сказать!.. Гоша, куда ты?!
— Шумная у вас дочь, — заметил милиционер, до которого донеслись Катины крики. — Впрочем, я тоже, пожалуй, двинусь.
Зубков опять встал.
— А может, еще немножко побудете? Сейчас Катя вернется, чайку попьем...
— Увы! Не вернется ваша Катя! Ушла с тем, кто за ней приходил.
— А как вы догадались, что к ней кто-то приходил? — растерялась Анна Степановна.
— Профессиональная интуиция. — Зубков ухмыльнулся. — И хороший слух.
— Но, Михаил Васильевич!
— Пора, мамаша. И ситуация мне ясна. Спасибо вам — разъяснили.
— Что же это вам ясно? Разве вы знаете, какой там был документ?
— Какой бы ни был, а на мне еще нераскрытое убийство и три квартирных кражи, не считая изнасилования, которое еще с прошлого года висит. А кроме того, я ведь еще в СП подрабатываю охранником...
— В СП? В Союзе писателей?
— В совместном предприятии, — пояснил Зубков. — Если честно, то я с самого начала был против того, чтобы вашему заявлению дали ход. Но начальник настоял: ему там какой-то профессор звонил, просил помочь.
— Профессор? Звонил? — удивилась Анна Степановна. — Может быть, профессор Краснопёрое?
— Может, и Красноперов. — Зубков снова засобирался. — Что ж, пойду доложу результаты расследования. Я думаю, дело можно сдавать в архив. Уж как-нибудь история КПСС выдержит и этот удар. До свидания.
— Стойте! — неожиданно повелительно произнесла Анна Степановна. — Стойте, товарищ лейтенант милиции!
Зубков удивленно обернулся. —А? В чем дело?
— Садитесь, товарищ лейтенант! Я вам раскрою тайну этой папки.
— А может, не надо, Анна Степановна, — улыбнулся милиционер.
Он так мило улыбался. Он всем своим видом показывал, что любит хозяев этого дома, но... но не может быть им полезен в этом, извините, бредовом деле.
— Надо, — тоном, исключающим возражения, объявила Анна Степановна. — Надо.
— Ну хорошо, — обреченно вздохнул Зубков, опять усаживаясь на табуретку. — Слушаю вас.
Анна Степановна молчала, не решаясь начать.
— Смелее, смелее, гражданка Кузнецова. Чистосердечное признание облегчит вашу...
Но милиционеру не суждено было закончить фразу.
— В газетах пишут, — перебила его Анна Степановна, — пишут о деньгах партии... Читали небось?
— Ну?
— Всех интересует, где же эти деньги... Так?
— Ну так, так, — нетерпеливо проговорил Зубков. — Дальше-то что?
— Не торопите меня, Михаил Васильевич! Я и так очень волнуюсь!
Анна Степановна даже побледнела.
Охватившее ее волнение передалось и Зубкову, это было как гипноз.
— А разве в этой папке было что-то такое, что говорит про...
— Было.
— Про деньги? — вдруг почему-то охрипну в, спросил милиционер.
— Да,—решительно ответила Анна Степановна. — Именно. Про деньги.
— И как оно попало к вашему мужу? — недоверчиво поинтересовался Зубков.
— Из архива. Того самого, — почему-то прошептала Анна Степановна и показала пальцем наверх.
— А кто же ваш муж такой? — с сомнением произнес милиционер. — Кем он до пенсии был?
— До шестьдесят восьмого он в институте истории работал. А после в школе, учителем истории.
— М-да. Интересненькая история... Выходит, прокуроры и журналисты с ног сбились, разыскивая эти деньги, а там берут и отдают такой документ какому-то пенсионеру. Так, Анна Степановна?
— Мой муж не «какой-то», — обиделась женщина. — Его все уважают. А профессор Красноперов считает его работу очень перспективной.
Гипноз прошел.
— Все? — сухо бросил Зубков, вставая.
— Нет, не все! Сядьте, пожалуйста, Михаил Васильевич. Анна Степановна снова замолчала, словно набираясь сил перед битвой.
-Ну?!
— Ну была не была! Вы мне сразу понравились. Я даже мужу сказала: по-моему, это опытный следователь, он сможет нам помочь.
— К делу, Анна Степановна, к делу, — стараясь скрыть смущение, грубовато ответил Зубков.
— Хорошо, к делу. То, что я вам скажу, даже муж не знает. Понимаете, в тот день я, как сейчас, белье гладила. А рядом на столе эта папка лежала. Раскрытая. Ну я смотрю, одна бумага сильно мятая. Думаю, дай я ее тоже выглажу. Только прикоснулась к ней утюгом, как вдруг...
— Ну? Что «вдруг»?
Анна Степановна выдержала длинную, на зависть многим актрисам, театральную паузу.
— Те слова, которые на ней были — что-то насчет Семнадцатого съезда партии, — стали исчезать, а на их месте какието буквы и числа появляться...
— Вы хотите сказать, — Зубков сглотнул, — это были симпатические чернила?
— Вот не сказала бы, что симпатичные, — не поняла следователя Анна Степановна. — Да и бумажка обыкновенная, мятая, пожелтевшая вся.
— Да не симпатичные, а симпатические, — раздраженно проговорил милиционер. — Ну ладно! Вы говорите, что под тем текстом о Семнадцатом съезде в результате прикосновения утюгом стал появляться какой-то новый текст?
-Да.
— В виде букв и чисел? Анна Степановна кивнула.
— В виде.
Зубков достал блокнот и ручку.
—Вы можете изобразить, как это выглядело?
— Могу.
Анна Степановна взяла в руки блокнот и не задумываясь принялась стремительно строчить. Когда через минуту она наконец остановилась, перед Зубковым был исписанный сверху донизу листок.
— И вы все это запомнили? — усомнился он.
