— Потому что мы говорим о литературе, — взорвалась она. — Мы стараемся иметь дело только с качественными вещами, — добавила она, стараясь не думать об Эвфемии Огден.
Внезапно лицо Дьюка стало непроницаемым. Он молча уставился на нее.
— Дорогая, не надо скромничать! — строго заметила леди Армиджер. — Расскажи мистеру Дьюку о тех знаменитых авторах, с которыми вы работаете.
Грейс едва не застонала вслух.
— Ну, у нас есть Эвфемия Огден, — пробормотала она. — Наверное, это наш самый известный автор.
— Эвфемия Огден! — прыснули ястребы, давясь вином.
—
— Да, и она чертовски… я хочу сказать, это выдающаяся писательница.
— И как продаются ее книги?
— Ну, одна из них стала бестселлером. «Полли с гороховым пудингом».
Дьюк широко раскрыл глаза. Сидевшая в конце стола леди Армиджер усиленно трясла головой, словно игрушечная собачка, каких прицепляют на присоске на стекло автомобиля.
— Кто еще? — не унимался Дьюк.
Грейс подумала, что для человека, нисколько не интересующегося книгами, такое настойчивое любопытство кажется странным.
— Иниго Тонгсбридж? — неуверенно предложила она. — Он написал книгу под названием «Эго викария».
В глазах Дьюка неожиданно появился алчный блеск.
— О чем она?
— Ну, это что-то вроде сатирической переработки свитков Мертвого моря. В основе лежит мученическая смерть Жанны д’Арк, вселяющейся в тело художника, чьи полотна висят…
Грейс смущенно осеклась. Кажется, она ничего не перепутала? В ее изложении сюжет звучал очень странно, но, с другой стороны, от Иниго Тонгсбриджа иного ждать не приходится.
Дьюк, однако, отнесся к ее словам совершенно спокойно.
— И эта книга получила какие-то награды?
— Пока что нет. Но другая работа Тонгсбриджа, «Монологи «форда»», рассказ четырех участников путешествия через аргентинские пампасы на старом «форде Кортина», выдвинута на соискание премии.
Она не стала добавлять, что вышеупомянутыми лаврами является награда клуба поклонников «форда кортина».
— Ну а еще с кем вы работаете? — с отчаянием в голосе обратилась к ней мать. — Дорогая, не стесняйся, продолжай.
Грейс замялась, помимо воли представив себе Генри. Того самого человека, от которого она пыталась убежать. Нужно ли упоминать о нем? Она кашлянула, заморгала и постаралась говорить как можно небрежнее. Словно речь шла просто еще об одном авторе.
— Может быть, Генри Мун? Автор «Сосущих камни»?
Наступила тишина. Ястребы негромко хихикнули.
— О чем эта книга? — спросил Дьюк.
— Автобиографическое повествование о путешествии в поисках затерянного племени. Эти дикари, не знающие цивилизации, сидят в кругу с камешками во рту. Генри Мун — последний джентльмен- исследователь…
Грейс умолкла, поймав себя на том, что больше не считает Генри Муна джентльменом.
— Быть может, вы слышали о Тенебрисе Люксе? — поторопилась уйти от неприятных воспоминаний она. — Авторе «Юмористического взгляда на боль»?
Дьюк выпучил глаза.
— О Тенебрисе… ком?
Грейс поморщилась от зависти. Благословенное неведение относительно того, кто такой Тенебрис.
— Люксе, — повторила она.
— Ого! — воскликнул Дьюк. — Продолжайте.
Грейс меньше всего на свете хотелось продолжать. В памяти еще слишком свежо было жуткое воспоминание о том единственном разе, когда она сопровождала Тенебриса в книжный магазин на встречу с читателями.
— Этот ваш Тенебрис, — настаивал Дьюк, — он красивый?
— Э…
Пожалуй, эпитет «красивый» в данном случае был совсем неуместен. Грейс, до того случая не знавшая Тенебриса лично, была потрясена, узнав, что мужчина средних лет с безумным взглядом, с расстегнутой ширинкой, в очках с толстыми стеклами, напоминающими бутылочные донышки, и в шляпе, похожей на куклу для чайника, который выскочил из зала через десять минут после того, как Тенебрис Люкс, по-видимому, до сих пор отсутствующий, должен был начать свое выступление, и есть сам автор. Грейс приняла его за сумасшедшего. Директор магазина был вне себя от гнева.
— Извините, — оправдывалась Грейс. — Эти авторы… понимаете… творческие натуры… художники…
— Я знаю, какие именно художества можно ждать от этого типа!
— Ну… это очень своеобразная личность, — сказала Грейс Дьюку.
— Как он выглядит?
— Гм…
Грейс передернуло от воспоминания о спиче Тенебриса, которое помимо воли настигло ее. Она вспомнила, как он схватил экземпляр «Юмористического взгляда на боль», подбросил его высоко вверх, дал упасть на пол и начал читать с открывшейся страницы. Как обратила внимание Грейс, держа книгу вверх ногами.
— Давайте трахнемся! — пронзительно крикнул Тенебрис, обращаясь к зрительному залу, и в частности к двум пожилым дамам в первом ряду, судя по всему, заглянувшим сюда отдохнуть после долгих хождений по магазинам.
К ужасу Грейс, дальше последовало пространное описание постельной сцены, изобиловавшее постоянными упоминаниями слова из трех букв, для усиления драматического эффекта подчеркиваемого частыми выпадами вперед расстегнутой ширинки Тенебриса. Чтение, казалось, продолжалось несколько лет. Когда Тенебрис наконец закончил, на зрительный зал погребальным саваном опустилась тишина. Пожилые дамы, пошатываясь, первыми поспешили к выходу. У одной из них губы определенно были синими.
— Он большой оригинал, — пробормотала Грейс, отвечая Дьюку, не отрывавшему от нее пристального взгляда и, казалось, читавшему все ее мысли.
— И вы рекламируете книги этих авторов? — задумчиво произнес он.
— Да, рекламирую, — с вызовом ответила Грейс.
— Должно быть, вам приходится несладко.
— Да, задача это непростая. Но я не боюсь трудностей.
— Не боитесь трудностей? — Дьюк по-прежнему внимательно смотрел на нее. — Снимаю перед вами шляпу. Вы занимаетесь тяжелым, неблагодарным трудом. Черт побери, как вам это удается?
— Заварной крем просто превосходен, вы не находите? — спросила Грейс, меняя тему разговора с деликатностью пассажира, выхватывающего у водителя руль, чтобы избежать наезда на фонарный столб.
Она поразилась, когда Дьюк, мгновенно поняв намек, чего она от него никак не ожидала, заговорил об итальянской кухне, в которой он разбирался на удивление хорошо. По крайней мере, определенно лучше, решила Грейс, чем повар ее матери, державший у себя в кладовой — позор для итальянца — консервированные спагетти.
Однако через пять минут Дьюк возобновил атаку.
