В этот вечер столько навалилось на него неожиданного, столько ударов вытерпела его душа, что у Васьки уже не осталось ни желания, ни сил что-то скрывать. И только одна мысль заставляла его еще колебаться. Из-за этой «штуки» могла пострадать мать, ни в чем не виноватая, ни о чем не знающая. Потому он в тот раз ничего и не рассказал Виталию.
— Что же ты ему дал, Вася? — повторил свой вопрос Цветков.
— Я ему много чего дал. Думал, отвяжется, — через силу ответил Васька.
Цветков кивнул головой.
— Знаю. И этим он перед Лосевым хвастался.
Цветков совсем недавно прочел срочное спецсообщение из Снежинска, где подробнейшим образом излагалось все, что рассказал Лосев, придя в сознание.
— А дал я ему… — с трудом преодолевая последние колебания, наконец, сказал Васька. — Дал пистолет. Маленький, с перламутровой рукояткой. Его отец с фронта привез. Мать испугалась, все просила, чтоб сдал. А он… он уже чувствовал, что его арестовать могут… — губы у Васьки задрожали. — Говорил, застрелится. А мать тайком взяла и спрятала, так, что сама потом забыла куда. Потом, когда отца… в общем пришли за ним, то и при обыске не нашли. А мать и думать забыла про этот пистолет. А то бы сдала. Это точно, сдала бы, — тревожно повторил Васька. — А я потом его нашел и ничего ей не сказал. Боялся напоминать. И потом память все-таки… — Васька на секунду умолк и с неожиданным ожесточением продолжал: — Вот однажды ночью, в колонии, я, дурак, трепанул об этом Косому. А он мне житья потом не давал. Чтоб отдал ему, значит, этот пистолет. Знаете, как грозил? Ну, я в конце концов его у матери и стащил. Гад я последний…
— Значит, пистолет сейчас у него?
— Ага.
— А патронов сколько?
— Одна обойма была. Но я ее… — Васька слабо усмехнулся. — В общем выбросил. Нету у него патронов. Если… если, конечно, раздобыть не успел, как собирался. А уж он что задумает, то сделает.
Цветков почувствовал: Васька напуган известием, что Косой на свободе и что он в Москве. И власть свою над ним Косой, конечно, использует. Этого допустить было нельзя ни в коем случае! Следовало сказать Ваське что-то такое, задеть такие струны в нем, чтобы прошел страх перед Косым, чтобы появилась ненависть, чтобы Васька стал верным помощником Цветкова в предстоящей борьбе. Это нужно было не только и даже не столько Цветкову, сколько самому Ваське, чтобы он вздохнул свободно, чтобы почувствовал себя человеком. Но что же ему рассказать о Косом? Что могло особенно сильно задеть сейчас Ваську?
Цветков перебирал в памяти все, что знал о нем, все, что рассказал там, в Снежинске, Лосев. Косой насмехался над Васькой, он откровенно презирал его…
И вдруг Цветкова словно осенило. Ну конечно! Ведь Ваське, особенно сейчас, в эту трудную для него минуту, дороже всего… А Косой…
— Еще сообщил Лосев, — медленно произнес Цветков, — что Косой пробовал было насмехаться над твоим отцом. Говорил, что воры заставляли таких, как он, им пятки лизать, парашу есть. Это чуть не погубило Лосева…
— Он так говорил? — Васька весь подался вперед.
В его глазах засветилась такая ненависть и такая отчаянная решимость, что Цветков понял: с этого момента Косой будет иметь в Ваське врага, какого еще не имел. Это было больше чем необходимо, это было справедливо.
И с неожиданной для него мягкостью Цветков сказал:
— Ты, Василий, забудь, что было у тебя плохого. Это все прошло и не вернется. Понятно? Отец твой был правильным, настоящим человеком. Таким будешь и ты, его сын. Можешь мне поверить. Я, милый, кое-что в этом понимаю. И первое настоящее испытание тебе — Косой. Тут дело тонкое. За ним еще кое-кто стоит и, может быть, поопасней, чем он. Поэтому будем действовать вместе.
— Только бы скорее, — с угрозой ответил Васька и, вдруг вспомнив, спросил: — А почему вы сказали, что Виталий чуть себя не погубил?
— А он чуть в морду не дал Косому за те слова. Это, как ты понимаешь, в наши планы не входило. В общем сорвался Лосев в тот момент.
Васька ничего не сказал, но по глазам его Цветков понял, как близок ему стал в этот миг Лосев.
Потом они договорились, как следует поступать Ваське, когда Косой даст о себе знать. Казалось, предусмотрели все.
За это время звонил с вокзала Откаленко, сказал, что поезд, где находится Починский, прибудет на ближайшую станцию через два часа, что он будет ждать сообщения оттуда у дежурного, вот только добежит до ближайшей аптеки, возьмет лекарства для сына, и назад на вокзал. Но Цветков приказал не возвращаться. Пусть дежурный позвонит ему, он все равно задержится на работе. А Откаленко надо будет завтра рано утром встретить на вокзале Лосева, отвезти домой. Цветков продиктовал ему номер поезда и номер вагона.
И вот уже ушел Васька, потом Цветков велел отпустить Люду: все равно Починского привезут уже не раньше утра.
Наконец прошло два часа, потом три. Цветков оглядел пустой стол, с которого он уже собрал все бумаги, потом посмотрел на часы. Ого! И, не выдержав, сам позвонил на вокзал.
— Только что получено сообщение, товарищ майор, — доложил дежурный. — Гражданина Починского в поезде не оказалось.
А на следующий день появился Лосев. Чуть побледневший, осунувшийся, отчего большие его глаза под длинными ресницами казались еще больше, но по-прежнему легкий, изящный, одетый, как всегда, чуть франтовато, он, сконфуженно улыбаясь, вошел в кабинет Цветкова. У того в это время сидел Откаленко. Игорь изумленно посмотрел на друга, потом перевел взгляд на Цветкова и воскликнул:
— Явление Христа народу! Ты же болен, черт возьми! Я же тебя лично еще утром уложил в постель! Мы тебе цветы и фрукты готовим! Делегацию составляем!
— Мероприятие отменяется. — счастливо засмеялся Лосев.
— Да как тебя домашние медики твои отпустили? — не унимался Игорь. — У тебя ведь еще вчера температура была.
— Была и сплыла.
— Врешь, симулянт несчастный! Симулирует здорового! Как вам это нравится, Федор Кузьмич?
— Совсем не нравится, — хмуро ответил Цветков. — А потому отправляйся домой, Лосев.
Виталий взмолился:
— Федор Кузьмич, ну хоть часок побуду! Только узнаю, как дела идут. Имею я в конце концов право узнать, как они идут?
Цветков неожиданно смягчился:
— Ладно. Узнавай, раз пришел. Вот разыскиваем этого проклятого артиста. Родные и те не знают, что думать. Иди с Откаленко, он тебя проинформирует.
— Ну, а Косой?
— Его ждет твой Васька. — И Цветков задумчиво прибавил: — Боюсь я этой встречи.
Виталий нахмурился.
— Разрешите, я к нему загляну?
— Нечего. Все договорено. И вообще он сейчас на работе.
— Пошли, симулянт, — поднялся со своего места Откаленко. — Не будем мешать начальству.
Цветков добродушно усмехнулся.
Друзья зашли к себе в комнату, уселись на диван и закурили. Игорь, добродушно усмехаясь, продолжал начатый в коридоре разговор.
— …Просто свихнулась на всяких лекарствах. На то она, конечно, и медсестра. Но в отношении меня у нее только одно лекарство. Знает, что не выношу ее слез. Вот и пользуется. Ну, да ладно! — перебил он себя. — Давай лучше расскажи, как ты там воевал, в Снежинске.
— Нет, — замотал головой Виталий. — Сначала ты расскажи, как вышли на того артиста.
— Это, старик, успеется.
