Федя Белов охотно согласился на моё предложение. На Западе его надули самым жесточайшим образом и за работу колоссальной сложности, которую он, прославленный учёный, там проделал, заплатили сущие гроши. Федя так ни с чем и вернулся оттуда — из далёкой и процветающей Канады. В какой одежде уезжал год назад — в той же самой и приехал, только уже поношенной, несмотря на бережное обращение. У него, как и у меня, тоже было двое детей, а его институтская зарплата не намного превышала мою учительскую — жалкую-прежалкую.
И стали мы с ним работать: приходили в назначенное время в полуразвалившийся домик и занимались с черноволосым и черноглазым мальчиком по имени Баграт. Мальчик был послушным, чётко выполнял все наши требования, хотя учение ему давалось ого-го как нелегко!
Трудности же были у меня с ним и в самом деле страшные: мой ученик не понимал, как отличить буквы И от Ы, Е от Э, Ш от Щ; кроме того, он совершенно не представлял, зачем нужна буква Й, а о твёрдом знаке Ъ он знал только то, что это на самом деле буква «бэ»… Для него было в порядке вещей какую-нибудь букву внутри русского слова написать по-грузински. Или по-русски, но — вверх ногами. Или задом наперёд… Про Пушкина он ещё слышал, но уже такие слова, как «Лермонтов», «Ломоносов», «Лев Толстой» или там «Тургенев» — были для него пустым звуком…
Немного позже стала ходить и ранее обещанная мною учительница для младшего сына Сократа — шестилетнего Джемшера. Это была моя давняя добрая знакомая, женщина редкой души, оказавшаяся в силу разных причин в очень тяжёлом материальном положении.
Вот так и стал маленький старенький грузинский домик, что недалеко от набережной Дона, центром притяжения для трёх русских людей. Да и не только для трёх. Да и не только русских. Я уже говорил о человеке, которого Сократ назвал своим телохранителем. Но был и ещё один кавказец по имени Коля. Этот был с лицом беспомощного интеллигента, бедно одетый и чем-то подавленный. Впрочем, Кавказ — это ведь такая нездоровая местность, что с людьми там вечно происходят одни лишь недоразумения; он весь в огне, в дыму; и там всё время стреляют. Ну и что же тут удивительного? Ещё один загнанный в угол человек, вот и всё.
Появлялись в этом доме и другие люди. Русские. Об одном из них Сократ опять как бы невзначай обронил: подполковник милиции. О другом: полковник КГБ. О третьем: главный архитектор. О четвёртом: из Министерства.
Через две недели, то есть, в середине октября, случилось вот какое событие: Федя явился ко мне домой и сообщил, что порвал всякие отношения с нашим знатным грузином.
— Почему? — удивился я.
— Не нравится мне всё это. Какие-то люди приходят, уходят, что-то обсуждают. Некоторые выглядят вполне респектабельно, а некоторые — совершенно отвратно. Ведь это же несомненно, что это бандиты! Однозначно тебе заявляю: это преступные, мафиозные элементы!
— Я это охотно допускаю, — ответил я. — Но и что же нам прикажешь делать теперь — бороться с преступностью своими силами?
— Я этого не имел в виду. Я полагаю, что это попросту небезопасно — попадать в такую сферу влияния.
— Они нас никогда не тронут! Мы для них — свои.
— Они-то — да! Но враждующие с ними группировки могут потянуться к этому дому, к людям, которые в него вхожи, к нам лично! Нет, ты как хочешь, а я в такие игры не играю! Такое — однозначно не для меня! Последнее, из-за чего лопнуло моё терпение, был мой вчерашний разговор с Сократом. Этот типус заявил, что посоветовался кое с кем и ему подсказали, что платить он нам должен намного меньше! И вот теперь он назначает нам цену не двести пятьдесят тысяч, а сто восемьдесят!
— Как? — изумился я. — Но ведь мы же договаривались!
— А вот так! Я ему сказал, что за такие деньги работать не согласен. И ушёл.
— А я смогу, — честно признался я. — Останусь работать на грузина и за такие деньги.
Так оно всё и оказалось на самом деле — Сократ отступился от своих слов, и сообщил мне, что такса резко понижается. Сто восемьдесят тысяч, а не двести пятьдесят тысяч в месяц!
По всем существующим на данный момент расценкам это было очень мало. И это было странно: при таком размашистом образе жизни, при таком разбрасывании денег налево и направо…
А странности вскоре начались ещё и не такие.
Однажды, когда я после каторжно тяжёлой работы в «простой» школе пришёл на свою вторую работу, я вдруг выяснил, что домик, куда я хочу войти, заперт: стучу-стучу, а мне никто не открывает. Как же так? Куда же они все подевались? Ведь договаривались же! А то, может, их там всех поубивали — какие-нибудь старые кавказские счёты, потянулись за ними оттуда — сюда?..
На мой стук неожиданно открылась калитка соседнего двора, и оттуда вышел Сократ.
— Слушай, дорогой! НЕ туда стучишь! Перепутал калитки! Я в том доме больше НЕ живу. Я теперь живу в ЭТОМ доме. Заходи, прошу тебя: пожалуйста, заходи! Извини, дорогой, что задержал.
И мы вошли в тот самый соседний двор, где до недавнего времени кипела какая-то стройка. Во дворе стоял огромный трёхэтажный дом с колоннами, арками, башенками, мраморными лестницами, лоджиями и балконами. По мере того как жизнь становилась всё тяжелее и тяжелее, по мере того как один за другим останавливались заводы и свёртывалось всякое производство, таких домов становилось и в России, и в нашем городе всё больше и больше. Поначалу они поражали воображение — моё и всяких других зрителей- голодранцев, вроде меня, но потом наш взор к ним как-то попривык и даже перестал вовсе воспринимать эти объёмные картинки. Как можно воспринимать то, что к тебе ни малейшего отношения не имеет?
Поднялись по мраморной лестнице и вошли в дом.
Или во дворец.
— Когда же ты успел? — спросил я.
— Как когда? Так ведь ещё в мае начали строить! Вот и построили за пять месяцев.
— Да я-то и раньше видел, что здесь что-то строится, но никак не думал, что это — твоё.
— Моё, моё! Всё здесь — моё!
Я с любопытством посмотрел ему прямо в глаза. Кажется, я вспомнил, где я его встречал прежде это лицо!..
В доме было совершенно пусто; от наших шагов и голосов раздавалось эхо, строительные запахи приятно щекотали обоняние, да ещё слышно было только, как где-то вдали бегают, словно оглашенные, развеселившиеся грузинчики — Сократовы сыновья.
Кажется, я вспомнил!.. Ну и ну! Впрочем, это ещё нуждается в проверке…
Я стоял и с изумлением озирался по сторонам. Хозяин вывел меня из состояния ошалелости вопросом:
— Как ты думаешь, где бы здесь можно было устроить для моих сорванцов классную комнату?
Естественно, что мой ответ на сей вопрос подразумевал предварительное обследование ВСЕХ помещений. Что и пришлось сделать. Попутно счастливый хозяин спрашивал у меня совета, не здесь ли ему расположить спортзал, не здесь ли бильярдную и не здесь ли гостиную. Я высказывал свои мнения, а хозяин их внимательно выслушивал.
Один раз я пошутил:
— Тебе бы ещё сюда — бронзовых статуй и фонтанов, вот тогда бы и совсем хорошо было!
Но Сократ юмора не понял и очень серьёзно сказал:
— Погоди! Будут у меня ещё и бронзовые статуи, и фонтаны!
Обсуждали и другие «аспекты дальнейшего обустройства данного помещения» — именно так! Хозяин напускал на себя важность и старался изъясняться со мною на языке соответствующем той роли, которая полагалась владельцу такой роскошной недвижимости.
Особое значение в нашем собеседовании уделялось вопросам безопасности и охраны: сигнализация, двери… Впрочем, насчёт того, какую комнату отдать телохранителю, у него не было никаких сомнений — ту, что у самого входа. Хотя, конечно, одного охранника для такого дома — маловато. Но со временем будет и второй человек, и третий, и четвёртый.
— Слушай, — спросил вдруг я. — А зачем тебе столько охранников?
