Иоанн покачал головой.
– Если сейчас уважаемый Марк перестанет душить уважаемого Луку, давайте попытаемся закончить? Знаете, в отличие от вас у меня есть ещё и личная жизнь!
CIV
– Ну может быть, – сказал Одиссей задумчиво, – сейчас это и кажется хорошей идеей. Понимаешь, песочек, ветерок шевелит волосы, в отдаленье сверкают костры лагеря… Но внутри-то этой штуки будет тесно и душно…
– В тебе погиб плохой поэт. – сказал Натаниэль. – Сколько вы тут уже торчите?
– Ну… – протянул Одиссей, кончиком меча рисуя что-то на песке. – Десять лет, наверное?
– Ну вот видишь. – сказал Натаниэль. – Самое время заключать мир. Что такое несколько часов духоты против десяти лет. Нет, разумеется, чем больше пройдет времени, тем прекраснее станет Елена… И сына тебе воспитывать не придётся, вернёшься как раз к внукам…
Одиссей вздохнул.
– Ну из чего мы его сделаем-то, а? – сказал он задумчиво. – Просто возможностей таких у нас нет.
– Это мелочи. – сказал Натаниэль. – Главное принцип. Вы залезаете внутрь, они его ввозят в город, вы выскакиваете с криком «Сюрприз!»
– А они нас не перебьют там же? – спросил Одиссей.
– Зачем?! Объясните, что пришли с миром. Выпьете и все вместе его съедите.
– Нет, погоди, – сказал Одиссей, – это совсем не мелочи. Чтобы сделать такой большой торт, нужно до чёрта много муки, яиц, сахара… всей этой ерунды. И большая такая печь. И чем мы будем взбивать крем?
Натаниэль закатил глаза.
– Тоже мне, хитрейший из людей. Я тебе дал основу, а ты дальше думай сам! Тебе что тут, не надоело?
– Надоело, – кивнул Одиссей, – домой охота.
– Или ты против мира? – продолжил Натаниэль.
– Я за мир! – воскликнул Одиссей. – Любой ценой.
– Ну тогда думай сам.
Одиссей подумал.
– А знаешь, необязательно же большой торт. Мы можем приделать четыре ноги и голову к кораблю, чтобы вышло какое-нибудь животное, и подарить его им… И места на всех хватит…
– Ну это совсем не то… – протянул Натаниэль. – Теряется вся идея. Вот торт…
– Нет, нет! – воскликнул Одиссей. – Ну что торт? Съели и забыли. А тут – целая статуя. Залог мира. Мост дружбы. А торты раздадим солдатам. Маленькие торты, как раз для вечеринки. У, пробовал, как наш повар готовит пирог с сыром и бобами? Останется на века как сувенир… Статуя то есть, не пирог. Точно, мы так и сделаем. Запрёмся изнутри, а они полезут посмотреть чё там – и тут мы кааак сюрпризнем оттуда… Слона там сделаем… Или пфссс…
– Сделали что? – удивился Приам.
– Подарили. – объяснил Натаниэль.
– А зачем?! – воскликнул Приам поражённо.
– В знак примирения. – сказал Натаниэль, выпуская колечко дыма.
– И что нам с ним делать? – воскликнул Приам.
– Чё хотите, то и делайте. Он теперь ваш. – сказал Натаниэль.
– Ну… Может, сжечь?… От греха-то подальше.
Натаниэль прикинул количество злобных, вспотевших людей, уже трое суток запертых в подарок, помножил его на количество сыра и бобов, приходящихся на каждого солдата…
– Не надо подальше от греха. – сказал он твёрдо. – Вдруг взорвётся?
– Ну… – Приам задумчиво поковырялся в носу. – Может, тогда покрыть лаком?
Натаниэль ещё раз прикинул – на сколько хватит воздуха в гигантском деревянном коне, если его покрыть лаком.
– Это можно. – сказал он. – Только у меня такая идея. Он уже три дня стоит за оцеплением и под стражей, да? Ты ж к нему никого не подпускаешь.
– Ну вдруг украдут, – объяснил Приам, – народ у нас такой, ловкий…
– Ну ты бы вырезал в днище дверь и устроил бы внутри музей мира. Или музей залога дружбы. Между народами.
– С диорамой? – обрадовался Приам.
– Ну это как ты хочешь.
– Всегда хотел завести диораму, – сказал Приам, – знаешь, с мелкими фигурками из гипса и домками из папье-маше…
– Ну и флаг тебе в руки.
Натаниэль ещё раз задумался.
«Три дня – когда-же-эти-тупые-козлы-откроют, четыре дня – выйду-всех-поубиваю, пять дней – убери- ногу-а-то-сам-уберу… Э, нет, так можно и передержать…»
– Ну вот завтра с утра и займись. – сказал он, лучезарно улыбаясь. – Я рад, что ты нашёл себе миролюбивое занятие по душе. Ты же знаешь, как я не люблю, когда люди дерутся, убивают друг друга, когда улицы залиты кровью…
– Я это знаю? – поразился Приам.
CV
– Нет, – сказал Фома, качая головой, – неубедительно.
– Это почему это?! – спросил Иисус.
– Потому что прибивать за ладони нельзя. Веса не выдержат.
– Ты что, дырок не видишь?! – воскликнул Иисус, размахивая перед носом Фомы руками. – Вот, смотри! Я тебя вижу!
Он посмотрел на сомневающегося Фому сквозь свою кисть.
– Ну дырки я вижу. Но что они от гвоздей, которыми Иисуса Христа прибили к кресту – не вижу.
– А я кто по-твоему?! – поразился Иисус.
– Вот в этом вся загвоздка. – сказал Фома задумчиво. – То есть понимаешь, Иисус умер на кресте, да, то есть я знаю, что Он мёртв. А Ты похож на него, но дырки-то не там.
– По-твоему, Я некто, кто притворяется Иисусом, и для Я этого специально пробил себе насквозь обе руки и обе ноги?!
– Ну всякое бывает, правда? – сказал Фома. – Я же тут сравниваю две возможных правды – что Ты умер на кресте и воскрес и что на кресте умер кто-то ещё, а Ты себя за него выдаешь. Нет доказательств ни за, ни против.
Иисус уселся на землю.
– Не сдвинусь с места, пока он не поверит. – объявил Он. – Учтите, Я так долго могу сидеть. Вознесение откладывается.
– А ну прекрати! – прикрикнула Мария Магдалина на Фому. – Тебе дырок мало? И честного слова?
– Но дырки-то не там! – воскликнул Фома. – Прибивать должны были через запястья, а не через ладони. Почему Тебя прибили за ладони?
– Я откуда знаю! – сказал Иисус с земли. – Ты думаешь, они там спрашивают – «как Вам будет удобнее» или «выбирай Сам»?
– Да ты на запястья Его посмотри, – сказала Магдалина, взяв Христа за руку, – они же тоненькие! И Сам Он худенький!
– Ну не знаю… – протянул Фома. – Всё равно бы Ты не удержался.
– Я старался. – сказал Иисус. – О, как Я старался не свалиться! Теперь веришь?
Фома пожал плечами.
– Ну считай, что да. – сказал он.
Иисус встал.
– Я же вижу, ты сомневаешься. А когда Я вознесусь к небесам, – спросил Он. – тогда ты поверишь
